Туризм / Алтай / РИФформа / Артисты

ЛАРИСА ЛУЖИНА:

«Я ОЩУЩАЛА СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ С БОЛЬШОЙ БУКВЫ»...

Специальное интервью для Алтайского края [16 марта 2007 г.]

Евгений Гаврилов: – Лариса Анатольевна, в каких проектах вы сегодня задействованы? Какие роли в фильмах, сериалах, в спектаклях исполняете?

Лариса Лужина: – Сейчас идёт 245 серия по первому каналу «Любовь как любовь». Уже рассчитано на 300 с чем-то серий. Сначала было 80 серий, потом сказали 120, потом – 200. Всё время продлевают и продлевают из-за хорошего рейтинга, зрителям нравится, и они смотрят. 14 марта исполняется год, как мы снимаем. Снималась в многосерийном «Возвращении Турецкого», 14 или 20 серий – не помню. В художественном двухсерийном фильме «Ласковый мент» или не знаю, как он сейчас называется. Играю в спектакле «Страсти на Бродвее, или Бродвей, Бродвей» в театре киноактёра, играю в двух антрепризах.

– В сериале «Любовь как любовь» вы играете Татьяну Лобову. Каковы, на ваш взгляд, сильные и слабые стороны данного проекта?

– Я не могу сказать о проекте в общем. Мне кажется, все решает зритель. Я же не знаю сценария. Меня ставят перед фактом, знаю свою линию, то, что связано с моей семьёй и какие-то перипетии, то, что вижу сама на экране. То, что снимается без меня, естественно, не могу смотреть.

Слабость в том, что его показывают в неурочное время. Это ужасно, потому что столько работы потрачено, а показывают в четыре часа – очень неудобное время. Кто смотрит – только домохозяйки. Слава богу, их оказывается много. Если бы их было мало, то мы снимать давно бы уже закончили.

Слабость чисто художественной части – то, что слишком часто, бесконечно меняются режиссёры. Я понимаю, что это продюсерское кино, решает продюсер. Они решают судьбу сериала, артистов, могут обсуждать игру актёров, но я как представитель старой школы считаю, что всё-таки главный – режиссёр. Как бы то ни было. Знаю, что продюсеры дают деньги.

У нас на сериале поначалу было пять или шесть режиссёров. Они бесконечно меняются. Те, к которым ты привыкаешь – уходят, появляются какие-то новые, и снова к ним надо привыкать. Это мне кажется неправильным. Пусть будет пять режиссёров, потому что они снимают с утра до вечера, по 14-15 часов, один режиссёр не выдержит такой нагрузки, но пусть хотя бы они будут постоянными.

Помню, одна женщина сказала: «Знаете, я жду этот сериал, потому что, когда его посмотрю, у меня вера появляется в людей, жизнь. Мне легче становится после того, как посмотрю очередную серию вашего сериала».

Наш сериал - человечный и очень жизненный, и, действительно, появляется какая-то надежда. Нет у нас убийств. Есть криминальная линия, которая проходит, но без неё, к сожалению, просто невозможно на сегодняшний день.

– Лариса Анатольевна, с Сергеем Петровичем Никоненко вы знакомы со времён учёбы во ВГИКе. Несколько раз вы играли вместе на сцене. Самая интересная его находка с вашим участием?

– Вспоминаю студенческие годы, когда мы играли шиллеровских «Разбойников», он играл одного из разбойников. Он сейчас, как и в юности, невысокого роста, но тогда был очень субтильный. Сейчас он возмужал, видимо, занимался физической нагрузкой, поэтому накаченный мужчина. А тогда был такой юный мальчик, худенький. А ему нужно было играть разбойника.

Он придумал для себя такой ход. Сходил в магазин, который был у нас напротив института, нашёл мясной отдел и попросил кости, большие мослы, чтобы там ещё оставалось мясо. Пошёл в гримёрную, взял креп, которым делают усы, бороду клеят – щетинка такая. Взял и обклеил себя с ног до головы и стал волосатым. На груди у него волосы – он считал, что это мужественности придаёт. На глазах Тамары Фёдоровны Макаровой и Сергея Аполлинарьевича Герасимова (всё происходило в аудитории, мы сдавали спектакль «Разбойники») он сидел и рвал зубами сырое мясо с костей. Я считаю, что это было интересной выдумкой, хороший актёрский ход. По-моему, Тамаре Фёдоровне было плохо от этого.

Он очень органичный актёр, очень много читает, знает. Знает наизусть чуть ли не всего «Евгения Онегина», стихи Пушкина, Есенина. У него очень хорошая память, масса разных придумок, помнит наших выдающихся актёров. Стоит сказать «Крючков», и он сразу расскажет целую легенду о нём. Стоит назвать Бориса Андреева, как он тут же вспоминает всё, что связано с Андреевым. У него в этом отношении удивительная память. И при том он хороший рассказчик.

Многое, что происходит в этом сериале – заслуга Сергея, потому что он много находит. Может, какая-то ситуация не совсем логично выстроена по самому сценарию и сцене, а он умеет её оправдать всегда, и в это веришь.

– Лариса Анатольевна, ваш любимый фильм «На семи ветрах»?

– Это моя судьба, моя жизнь. С этого всё началось, хотя это была четвёртая картина, но тем не менее, с этого фильма началась моя жизнь.

– Роль поначалу даже не удавалась. С какого момента вы почувствовали, что нашли настроение фильма и вашу героиню?

– Я благодарна Тамаре Фёдоровне Макаровой, которая  просто научила, как к этому отнестись. Я не понимала особо, как это - вживаться в роль. Раз меня утвердили, значит всё – уже снимаюсь, всё в порядке. А надо было думать о результате, который должен был быть, а не просто «Ах, всё за тебя сделают». Нужно было самой придумывать и биографию своей героини.

Когда она меня этому всему научила, написала мне письмо в поддержку, чтобы настроение было не очень паническое, то я, может быть, отталкиваясь от этого письма, как бы заново серьёзно отнеслась к роли и стала задумываться обо всём, что делаю. Не просто спустя рукава играла, как до этого – поэтому и не получалось поначалу. Всё-таки и Станислав Ростоцкий поначалу не очень хотел меня утверждать, хотел другую актрису. Может быть, у него ко мне был неособый интерес как к актрисе. А тем более первый курс института, навыков никаких. Многое зависело от режиссёра. Потом он тоже понял, что никуда не уйдёшь от этого, и от успеха героини зависит успех фильма, он стал немножко по-другому ко мне относиться и более серьёзно со мной работать. Понял, что я ещё не профессионал, а сырой материал.

– Видимо, сыграл роль разговор с Герасимовым?

– Да, и тот ему тоже сказал: «Ты должен сам это всё делать, роль постараться из неё вытащить, потому что данные у неё все есть. Всё в твоих руках».

– В фильме «На семи ветрах» очень своеобразно вы отметили работу Станислава Ростоцкого, который не давал проявляться звёздности в своих актёрах. Каким образом он это делал, что говорил тому же Тихонову?

– Они с Тихоновым ещё и дружили, и он почти во всех его фильмах снимался. Получается так, что роли откладывают на актёре какой-то отпечаток. Не может человек выйти долго из этого образа. Тихонов сыграл в «Двух жизнях» белого офицера, аристократа, и у него как-то это осталось. Это было ещё до Болконского

И в фильме  «На семи ветрах», хотя он и играл интеллигентного балагура, корреспондента, журналиста военного, то всё оставалось на том же месте. Толи что-то в нём произошло после «Двух жизней», а до этого он сыграл и в «ЧП», и была в нём какая-то высокомерность по отношению к партёрам, а может, по отношению ко мне, так как он не считал меня актрисой, а студенткой первого курса.

Мы не находили с ним общий язык: он был сам по себе, а я - сама по себе. Пока Ростоцкий его не отозвал и не сказал: «Слушай, Слава, ты должен как-то проявить внимание к девочке, к Ларисе. Ты так пренебрежительно к ней обращаешься…» Потом, конечно, всё изменилось. Видимо, он убедил его. Мы начали находить общий язык, и более-менее всё сложилось.

– Лариса Анатольевна, оценивая сегодняшний кинематограф, вы отмечаете размытость и тягучесть событий.

– Это всё в сериальных картинах. Иначе невозможно. Для того чтобы снять 300 серий, конечно, нужно тянуть резину. Я считаю, что сериальные фильмы, которые нам сейчас на Первом канале не разрешают называть сериалами, а многосерийными телевизионными фильмами, этому не соответствуют. 12 серий, как «Московская сага», ёмче, они интереснее смотрятся. Там много событий происходит, и они все очень динамичные. А для больших сериалов нужно очень много талантливых сценаристов, которые бы всё время держали в напряжении зрителя.

А так моя подруга смотрит наши фильмы и говорит: «Ну, сегодня, Ларис, ничего особенного не было. Серия была информационной». А информационных серий не должно быть. В этом текучесть, приходится растягивать. Как бразильцы. Мы ещё как-то меньше жуём, в более живом ритме. А там жуют до такой степени, что уже сил нет смотреть, переключаешь кнопки. Десять дней не посмотрел, включил – на том же месте. Мы хоть немножко отличаемся от бразильских картин, но всё равно не хватает динамичности.

Но это невозможно, для этого нужно иметь целый штат сценаристов. Может, у нас не такой штат. В отличие от режиссёров, считаю, их нужно иметь много. Режиссёров достаточно несколько или одного. А сценаристов должна быть целая армия.

– Нужны ли сегодня фильмы, подобные «На семи ветрах» с их чистотой?

– Я считаю, что нужны. Нужна нравственность. Наша страна, Россия, тем и отличалась – высокой духовностью. Так было. И хочется, чтобы это сохранилось: достоинство и нравственность. Духовность должна же быть. С одной стрельбой, драками, наркотой, секс-символами этого не добьёшься. Я верю в такие картины, просто они необходимы. Они, думаю, есть и в сегодняшнем кинематографе, просто, может быть, мы не видим этих фильмов.

– Лариса Анатольевна, среди ваших любимых произведений - вальс Кирилла Молчанова «Сердце, молчи» из фильма «На семи ветрах».

– Естественно, потому что я человек немузыкальный, непоющий. Этот вальс помню потому, что это моя любимая картина, и, во-вторых, это - прекрасный вальс. Он такой же великолепный, как вальс Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Может быть, тот более настроенческий, но и наш тоже прекрасен. Жалко, что он не до конца дописан. У меня ощущение, что немножко недоделан со стороны Александра Галича, который написал всего два куплета к «Сердцу, молчи». Хотя вальс звучал по всей стране, был очень популярным, когда картина вышла на экран. Мне он нравится.

– В каком исполнении вы его предпочитаете слушать? Приходилось ли слышать версию Сергея Никитина и Петра Тодоровского?

– Прекрасный дуэт! Мне эта версия очень понравилась. А так слушаю то, что у нас есть на экране. Мне нравится, как его исполняет Тихонов. Я слышала его и просто в оркестровом исполнении, и просто кто-то на рояле исполнял.

– Вам всегда хотелось сняться в роли Вассы Железновой Максима Горького. Почему этот образ так вам запал в душу?

– Мне нравится просто такой характер. Чтобы была жёсткость, лидерство, сила воли. Сильное начало в жизни. Это должно быть. Может, своей властностью. Того, чего мне, может, не хватает лично в характере. И мне этого хотелось бы иметь, благодаря Вассе Железновой приобрела бы эти качества.

– О вас после того, как вы за столом ударили при всех ярого фашиста, этого не скажешь…

– Да, был такой момент.

– Лариса Анатольевна, чем вам дорога роль Марии в «Войне и мире»? Чем вас привлекает этот образ в романе Толстого?

– Мы в своё время увлекались «Войной и миром». И до сих пор этот роман – классика, и никуда от этого не денешься, великое произведение. А в институте мы играли «Войну и мир». Я играла княжну Мари, а Сергей Никоненко, кстати, играл моего отца, старого князя Болконского. Мне нравилась эта роль. Сергей Аполлинарьевич поставил мне за эту работу «отлично», и когда стали снимать «Войну и мир», мне показалось, что я могла бы сыграть эту роль и в кино. Тамара Марковна рекомендовала меня Бондарчуку, но Сергей Фёдорович меня не увидел в этой роли. Понятно, Шуранова – великолепная артистка, здорово сыграла.

Мне хотелось сыграть княжну Мари, потому что она близка мне по характеру. Может быть, я в жизни больше похожа на княжну Мари, хотя с возрастом изменилась. А вот такой была тогда. Немножечко не то чтобы прибитая, а сдержанная, скромная, добрая, человечная. Всё было. А с возрастом ты что-то набираешь, и жизнь тебя начинает ломать, крутить, и ты вырабатываешь какие-то другие черты характера. Более волевые.

– На мой взгляд, это наиболее сильный персонаж всего романа…

– Потому что она такая скрытная. Если внимательнее читать, в этом персонаже увидишь силу. Она нисколько не слабее старого князя Болконского.

– Лариса Анатольевна, в фильме «Вертикаль» вы покорили две вершины, включая Эльбрус?

– Мы были на Эльбрусе, на Вулее и на Чегете. Я считаю их тоже вершинами.

– Чем запомнились эти восхождения? Какие трудности были при восхождении?

– «Вертикали» уже в этом году сорок лет, как она вышла в 1967 году. А «На семи ветрах» – 45 (1962). Запомнилось тем, что мы были юными, смелыми и совершали необдуманные поступки. Сейчас в жизни бы не пошла ни на какой Чегет, ни на какой Эльбрус. А тогда это казалось романтичным. Романтика альпинизма, знакомства с альпинистами, которые очень много рассказывали. Эта необычайная красота на Кабардино-Балкарии под Эльбрусом, Чегет. Это так же потрясающе, как Домбай. Правда, мы были с другой стороны Домбая. Где был Визбор – другая сторона, там Домбай. А мы были с этой стороны Кабардино-Балкарии.

И потом преодоление каких-то трудностей… Мы ведь брали вершины не просто так. Была сложность, надо было идти упорно, двигаться не останавливаясь, идти вперёд и добираться до этой несчастной вершины. Я ощущала себя человеком с большой буквы; нам казалось, что совершаем какой-то подвиг, было чувство гордости за самого себя, какая-то сила.

– И Высоцкий тоже шёл вместе с вами в связке?

– Конечно. Нас заставили всех ходить. Говорухин заставлял всех подниматься. Нам это было не надо. Хотя мы снимались на большой высоте. Нам тоже надо было уметь всё делать. Какие-то должны были быть навыки. Мы же не внизу сидели в гостинице. Снимали на 3-4 тысяч метров над уровнем моря. Мы все были там наверху, значит, все должны были уметь всё делать. И врубаться ледорубами и ходить с триками, и заносить рюкзаки. Каждый из съёмочной группы должен был всё уметь.

– Думается, вряд ли можно много отыскать артистов, которые поднялись на Эльбрус.

– Не могу сказать, что мы окончательно поднялись на него. Эльбрус, кстати, несложный. Мы гордо, конечно, об этом говорили. Но это Ишачка. Там такой особой сложности нет. Мы дошли на 12 пикет, где снимали. А вот на вершине Чегет, на которой мы были, и Вулей - для нас были сложными. Это высокие горы. А Эльбрус… До самой вершины мы, конечно, не дошли. Нам это было не надо. Нам нужен был 12 пикет. Всё равно это тоже высоко. На Эльбрус ходят даже туристы. Идут с опытными альпинистами. Это Ишачка. В принципе, только труд. Идти упорно и упорно. Эльбрус достаточно плоский, нет отвесных стен, которые есть на пике Чаровского рядом. Там отвесные стены, тяжело действительно. Может быть, подходя к вершине, там немножко посложнее… А вот до двух вершин, которые называют «Женская грудь», так как их очертания похожи на молодую женскую грудь, идти просто трудно физически, но это не опасное восхождение. Для альпинистов, по крайней мере. Для нас, нетренированных людей, конечно, было всё опасно. Но мы в то время об опасности не думали. Всё было интересно.

– После фильма «Вертикаль» ваша дружба с Владимиром Высоцким продолжалась некоторое время…

– Года два. С ним дружил мой муж, кинооператор Лёша Чердынин. И до конца дней его. Когда мы разошлись, он всё равно с Володей дружил. А раздружились с Высоцким, потому что у него уже началась другая жизнь. Он познакомился с Мариной Влади, были свои дела, своя жизнь, и он у нас стал реже бывать.

– Лариса Анатольевна, «сам Марсель Марсо вам что-то говорил». Так говорил?

– Марсель Марсо мне ничего не говорил. Мне говорил Бернард Блиер, французский актёр. У меня была фотография, где на каком-то приёме Бернард Блиер что-то шепчет мне на ухо с бокалом в руках. Володя Высоцкий просто видел эту фотографию, но ему, видимо, было удобней написать Марсель Марсо, чем Бернард Блиер. Это как-то созвучнее и всё-таки мировая известность - все знали, кто такой Марсель Марсо, а Бернарда Блиера никто не знал, только любители кино этого французского актёра.

– Вы были инструктором ДОСААФ по планерному спорту, занимались конькобежным спортом, сильно играли в волейбол…

– На коньках каталась слабо. Я ездила на «ножах», были такие беговые коньки в те времена. Мало позанималась. Это очень тяжелый для меня вид спорта. А вот волейболом занималась. У нас была команда «Калев», я же из Эстонии, детско-юношеская команда. Ни за кого не выступала, а просто играла, на соревнованиях нигде не участвовала. Тем более у меня тогда был драмкружок, мы играли на сцене. И планером увлекалась и книжечку инструктора ДОСААФ до сих пор сохранила.

В спорте немножко раскрепощаешься, есть свобода. Сейчас тоже есть спорт. Спорт был во все времена необходим, особенно для молодёжи. У меня сейчас внуки занимаются. То плавание, то картинг, то ещё что-то. Всё время чем-то занимаются. Хотя одному 4, а другому – 8. Если раньше это было бесплатно и свободно, доступно, то сейчас это не так. Всё стоит больших деньг. Кружки и Дома пионеров – всё было бесплатно. Если есть желание, ты шёл заниматься куда хотел. В любой вид спорта. А сейчас, чтобы научиться плавать, необходимо платить за каждое занятие 2-3 раза в неделю. За картинг нужно платить. За всё нужно платить… Это сложность на сегодняшний день. Не все дети могут заниматься картингом, не у каждого есть такая возможность.

– Помните, когда вы впервые поднялись в воздух?

– Конечно, но для того чтобы подняться в воздух, нужно было совершить различные подскоки, подлёты, сначала руками всё натягивали и т.д. Потом уже пошёл воздух и самолёты. Я помню, что это были у нас одиночные планера «Бро-9». Рядом никого не было, ты один был в планере. Поднимался, искал восходящий поток. Самый приятный момент, когда опускаешь трос, отдаёшь немножко ручку от себя, как штурвал в самолёте, и трос соскакивает с крюка. Под носом у планера есть такой крюк, за который цепляют трос, чтобы поднять его в воздух. И когда сбрасываешь трос, чувствуешь, что ты сам, у тебя свои крылья – вот это, конечно, ощущение потрясающее, когда ты, пусть это не очень высоко, но летишь над лесами, полями, реками и ищешь восходящие потоки. То вверх, то вниз - ощущение собственного полёта. Тишина, только ветер, нет никакого мотора, ничего не работает, не жужжит – удивительное состояние. Это я помню. Во сне даже иногда вижу, как летаю на планере.

Меня всегда ругал наш полковник в отставке, лётчик, который у нас был инструктором, когда я отчаянно всегда шла на посадку. Шла не как полагается, а входила сильно в штопор. Он всегда боялся, что врежусь в землю: я только за 1,5-2 м до земли выравнивала планер, и сходилось всё нормально. Но шла вниз очень резко. Почему мне так хотелось стремительно опуститься вниз - не знаю. Но состояние было захватывающее. Может, это какой-то экстрим, было необходимо в тот момент. Только помню, что он меня за это всё время ругал. Не рассчитаю, мол. Лихость это - возле земли сесть…

– Лариса Анатольевна, расскажите о съёмках в фильме «Так начиналась легенда», о вашей встрече с матерью Юрия Гагарина Анной Тимофеевной. Какой она осталась в памяти?

– Нормальная женщина, человек, мне даже трудно что-то такое сказать. Как любая простая русская женщина, которая любит своего сына, гордится им. Я встретилась с ней, когда уже не было неожиданностью – прошёл полёт и Юры уже не было в живых. Но она уже много поездила, выступая и рассказывая о нём. Если бы я познакомилась с ней тогда, когда ещё Гагарин не был космонавтом, то это был бы другой человек. А с тех пор появилось как бы общественное окружение, люди на неё повлияли, она уже стала женщиной, которая горда за своего сына. И это совершенно естественно. Она страшно переживала, что его нет, для неё это была боль. Правда, к тому времени уже не было в живых Бориса, младшего сына. У неё было двойное горе.

Она не знала, что Юрий полетит в космос. И об этом, естественно, никто не знал, это был секрет. Для неё это стало ударом. Она даже не то чтобы обрадовалась, как рассказывала, а прежде всего её взволновало то, что неизвестно - вернётся он или нет? Они не знали, когда он был в космосе. Первое было сообщение в 10 утра. Она быстро собралась и поехала в Москву, в Звёздный городок, потому что знала, что там дети живут. Она прежде всего подумала о внучках. Первая мысль была: там осталась его жена Валя с двумя маленькими девочками. А он улетел, и неизвестно, чем это всё закончится. Она поступила как женщина, мать. Первоначальна мысль о детях и помощи родному, близкому человеку.

Она такая, какой я её сыграла – нормальная русская женщина, которая любит своих детей, заботится о них, занимается семьёй, которая пытается вложить в них доброту, чувство достоинства.

– Вами сыграно много ярких ролей: в таких фильмах, как «На семи ветрах», «Вертикаль».

– «Вертикаль» – благодаря Владимиру Семёновичу Высоцкому стала известным фильмом. Не будь его и песен, никто бы об этой картине не вспомнил. «На семи ветрах» - другое дело. Это удивительный фильм, где можно говорить о режиссёре как о талантливом человеке, что до этого у него уже были картины, такие как «Дело было в Пенькове». Ростоцкий – действительно, один из выдающихся наших режиссёров. А картина «Вертикаль» - дипломная работа Говорухина и Дурова, и не думаю, что они очень серьёзно к этому фильму относились. Не могу сказать про «Вертикаль», что это выдающийся фильм. Обычный средний фильм. Если бы не песни Владимира Семёновича, о нём давным-давно бы давно забыли. Он живёт благодаря песням. Уже 40 лет эту картину знают, её показывают обязательно на экране в дни памяти - 25 июля и 25 января.

– Почему вы считаете, что вам не удалось раскрыться как актрисе?

– Это не моя проблема. Это может сказать только господь Бог. Мы, актёры – довольно подчинённый народ. Мы выполняем волю режиссёра, сейчас – продюсера. Подневольный народ. Как были в своё время крепостные актёры. Конечно, у нас больше свободы, но всё равно мы зависим от посторонних решений или, как раньше было, от художественного совета, от автора сценария, ещё кого-то. Каждый же предлагает свой взгляд на написанную роль. Не может же артист сам себя навязывать. Есть с сильным характером, кто может доказать, как Эллина Быстрицкая сумела доказать Сергею Аполлинарьевичу Герасимову, что она может сыграть Аксинью, хотя он её не видел в этой роли, не хотел снимать. Но она сумела ему доказать, доказала – и она одна из лучших Аксиний на сегодняшний день. Не у каждого есть такая сила воли, характер. Вот снимайте меня, я вижу, что я могу! У меня это не получается. Многие роли прошли мимо. Да это не только у меня. Каждая актриса думает, что может сыграть Анну Каренину, княжну Марью, Аксинью. Любая актриса считает, что она может это сыграть, хотя это только её личное, индивидуальное мнение. Не значит, что режиссёр это видит.

– Лариса Анатольевна, изменилось ли у вас с годами отношение к мужчинам артистам?

– Нет, не изменилось. Считаю, что мужчина артист – это не мужчина, это артист прежде всего. Всё равно у них есть чувство превосходства. Как любой актёр хочет, чтобы он был в единственном виде, какие-то свои амбиции. Когда у мужчин такое проявляется… А это есть почти у каждого актёра. Актёры-мужчины даже женщинам-актрисам завидуют. Если они в той же картине выше на голову, лучше играют, больше получают комплиментов и похвал, чем они. Это черта есть, и никуда от неё не денешься. Это черта  творческого человека. Вот так к актёрам-мужчинам я и отношусь. Они могут играть всевозможных  мужественных, смелых людей, героев на экране, а в жизни… Я даже вспоминаю Женю Урбанского, которого я очень уважала, любила, и считаю, что он, действительно, по-настоящему герой, таких сейчас нет. Всё равно он в жизни проявлял себя как мужчина, который был физически крепок, но был и обидчив, как капризные дети. Есть это в мужчинах-актёрах. Их всё время нужно носить на руках и говорить, какие они хорошие и талантливые.

– Лариса Анатольевна, есть ли сегодня в вашем доме животные после того, как не стало Лорика?

– Нет у меня уже второй год никого. Я больше не могу заводить животных, поскольку очень любила эту собачку-пуделька и до сих пор его вспоминаю. И потом у меня сейчас нет возможности держать её, из-за того, что живу одна, а дети живут в другом месте. Не хочется издеваться над животным. Мне кажется, что Лорик ушёл из жизни потому, что он часто был один. Им нужно общение, внимание, и они очень переживают. Пока я работаю, куда-то езжу, то не с кем оставлять. Для животных это удар. Как осяду совсем, буду жить на даче, тогда и заведу себе собачку. Я жалею, что нельзя клонировать. Если бы можно было клонировать, я бы клонировала Лорика.

– И всё-таки собаку. Чем они для вас предпочтительнее кошек?

– Кошек собираю как коллекцию. Кошачьи фигурки, «мёртвых» кошек. А живых я боюсь, кошки меня настораживают. Мне кажется, что кошки неискренние, что у них на уме что-то своё и они не могут быть верными, как собака. И поэтому отношусь к ним с опаской.

– Ваши пожелания всем любителям вашего творчества в городе Бийске Алтайского края?

– Я помню Бийск. Это очень хороший город. Я там бывала на Шукшинских чтениях. Мы жили тогда в Сростках. У вас шикарный алтайский мёд, который запомнила до сегодняшнего дня. У вас очень красивая природа. Хочу пожелать всем жителям города Бийска, чтобы сохранялась такой же красоты природа, которая до сих пор пока ещё есть в Алтайском крае, чтобы вы сумели её сохранить. Могу только пожелать счастья, радости, удачи, благополучия материального и духовного. И чтобы чувство достоинства и любви к Родине сохранялось. Всегда было в сердцах людей, живущих в таком прекрасном крае.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru