|
Туризм / Алтай / РИФформа / Артисты ЕВГЕНИЙ ДЯТЛОВ:«ЭТО
ОЧЕНЬ ПОТОГОННАЯ И БЫСТРАЯ СИСТЕМА»...
Специальное интервью для Алтайского края [24 августа
2006 г.] |
|
||||||
Евгений Гаврилов: – Евгений Валерьевич,
заканчивается лето-2006. С какими работами в кинематографе и театре оно
связано у вас? Евгений Дятлов: – Начались и продолжаются в сентябре репетиции
спектакля «Макбет» по У.Шекспиру, выпуск которого намечен на октябрь. Мне
предстоит сыграть там роль Макбета. То, что связано с телевидением: продолжаю
сниматься в «Улицах разбитых фонарей», и, наверное, ближе к январю будет ещё
один проект, о котором пока рано говорить. Серьёзный проект – заказ
Министерства обороны или конструкторских бюро по вертолётам. Посмотрим… – Что для вас кинематограф сегодня? –
В кинематографе ничему не научишься. Учишься на театральной площадке. В
каком-то смысле кинематограф для меня - грань профессии, которую хочется
открывать больше и глубже. Кинематограф отличается от театра способом
существования в кадре - это не существование на сценической площадке.
Кинематограф пока – интересная зона. Очень хотелось, чтобы,
в конце концов, быть в нём как рыба в воде. – Вы снимались во многих телесериалах.
Наверное, наиболее длительный из них - «Улицы разбитых фонарей». Что вас
подкупает в этом проекте? Какой самый запоминающийся съёмочный день был у вас
в этом сериале? –
Запоминающихся дней очень много. А подкупает длительность. Длительность даёт
большую дистанцию, и на этой дистанции тебе нужно распределиться. Грубо
говоря – то, чем отличается стайер от спринтера. Здесь совершенно иной подход
ко всему. К персонажу, герою. Если бы затея была на одну серию или на две, то
можно было придумать характер, который был бы вообще не мной. Но держать его
три года – довольно сложно. Это должен в какой-то степени иметь мои типичные
черты, быть органичным, чтобы образ сохранялся, был бы какой-то частью меня.
Плюс ко всему сценаристы это должны всё держать. А у нас такая специфика, что
сценарий пишут всё время разные люди. Их Коли Дымовы или Коли Самураи ещё
должны быть моими. А у них они бывают очень разные. А я в одном лице должен
их совмещать. Поэтому в этом смысле довольно интересная работа. Смешных
случаев на площадке очень много. Когда мы снимали «Улицы разбитых фонарей» и
шла сцена нападения на инкассатора, мимо проехала реальная погоня. Проехали
мимо оперативники, которые стреляли по машине. Некоторые вначале подумали,
что продолжаются съёмки. Сцена и весёлая, и страшная, потому что все, в конце
концов, попригибались и попадали. А
самое главное для меня в сериале – есть возможность встречаться с самыми
разными людьми, подчас очень интересными. Эти встречи для меня дороги. Естественно,
привлекает всё, что связано с трудностями. Когда снимаешься в кабинетах –
скучно, а когда начинаются истории, связанные с погонями и драками, то тут
бывает много интересных моментов. Сложно, тяжело – и это хорошо.
Фото Юрия
Трунилова – Были у вас сложности при вхождении в
сериал? –
Да, когда ушли ребята - Нилов, Селин, Мельникова и Кузнецов - всё было
внезапным. Вопрос продолжения был довольно авральным.
Поэтому первые сценарии, которые мы играли, были довольно «сырыми». Была
придумана концепция новых людей, даже не концепция, а туманный образ. Один
будет якобы Самурай, другой – Порохня. Один будет
весёлым любителем женщин, а другой весь погружен в восточную философию. Но
оказалось, что сами сценаристы для этого ничего не делали. Поначалу попросту
переписывали старые сценарии. Толян заменялся на Колян, а далее всё шло по ранее написанному.
Было тяжело, называясь Самураем, не чувствовать никакой поддержки в
материале, который нужно было играть. Поэтому мы должны были осваиваться,
притираться в «Ментах – 6» («Улицы разбитых фонарей
– 6»). Порохне было легче, потому что у него был
выписан характер, который по большому счёту был соответствующим Оскару Кучере. Он сам по себе яркий, подвижный. А Колю Самурая
никто не знал, что делать ему, как вести, что говорить. Накладывало
отпечаток, что никто из сценаристов не исповедует никакой восточной
философии, никто не занимался японскими видами борьбы. – Меч катана из «Улиц разбитых
фонарей» вы используете и в «Макбете»? –
Именно для того, чтобы играть в «Улицах разбитых фонарей», я созвонился со
всеми моими друзьями и спросил, кто этим занимается. Там ведь не просто
каратэ. Этим занимаются все кому не лень. Мне же хотелось для остроты образа
найти человека, который погружён в восточную философию и связан с холодным
оружием. Мне нашли такого человека. Это замечательный мастер Александр
Андреевич Столяров – человек очень-очень квалифицированный, мастер и
замечательный педагог. Мы с ним подружились, и я его привёл на постановку
спектакля «Макбет». Он отвечает за всё, что связано с фехтованием. В
«Макбете» этого много. Мы решили стилизовать спектакль с восточным элементом.
Но это не чисто японский стиль, хотя приёмы фехтования у нас были основаны на
принципах владения катаной. А
в «Улицах разбитых фонарей» наши сценаристы настолько далёки от всего этого… До
сих пор мне не удаётся применить этот меч на съёмочной площадке. Я уже даже
сам сценарий написал, где будет пропавший меч, ещё чего-то – но у меня пока
никак не срастается с ними, чтобы сделать эту серию. Сегодня мы снимаем уже
восьмой сезон, которые закончится где-то в апреле-мае 2007. Пока
неизвестно, будут ли снимать «Ментов - 9». Может
быть, в «Улицах разбитых фонарей – 9», если будем их снимать, в конце концов,
появится столкновение капитана Дымова с каким-нибудь ярым апологетом битв и
принципов самурая, который должен думать о смерти. Возможно, что-то и
получится с мечом. И
потом, что такое сериал? Это очень потогонная и
быстрая система. Серия снимается в среднем за восемь дней. Очень быстрый
процесс. Всего пять дней подготовки. Это не художественный фильм, где можно
посидеть и подумать, собраться, прорепетировать раз, два, и если есть
какие-то специальные трюки, то нанять мастеров и месяца два хорошо плотненько
позаниматься, чтобы быть в форме и выйти во всей красе. Такого в сериале в
принципе не бывает, и не будет. Сериал – система вертикали. Наверху никто
делать иначе не даст.
Фото Юрия
Трунилова – Вы много читали плохих сценариев.
Как вы считаете, их обильное количество происходит от несовершенства системы
телевидения или от деградации пишущей братии? И как можно эту ситуацию
поправить? –
Я вот попрошу вас сделать много резных стульев. Но быстро. Что вы сделаете? Вы
сделаете шаблон и к этому шаблону постараетесь найти побольше инструментов,
которыми будет просто, в лёгкую, по этому шаблону
резать. По этим шаблонам вы начнёте делать эти стулья. Конечно, они будут из
типовых материалов и т.д. Вы закроете швы, сверху покроете их лачком… И процесс налажен! Так
можно говорить о любом производстве. В частности, и о сериале. В
сериале нужны люди, которые ловко и быстро работают по шаблону. Поэтому
пишущая братия как раз и заточена на это. А так как сериал - это вертикаль,
это значит, давайте быстрее, потому что от этого зависят рейтинги, деньги и
т.д. Всё взаимосвязано. Если
бы сверху позвонили и сказали: «Не спешите, ребята. Соберитесь, найдите
классного сценариста…» Тогда бы сегодня народ бы смотрел, наверное, «Ментов –
2»… Система
как раз совершенна для этого, чтобы быстро выдавать на
гора. Подобно тому, что «Даёшь стране угля! Хоть мелкого, но много». Система
соответствует задачам и целям. И они выполняются. Вот
я, например, ужасно жалею, что не попал в фильм «Возвращение» к Андрею
Звягинцеву. Там должен был играть отца. Уже принесли сценарий, Звягинцев
остановился на моей кандидатуре. Но
получилось так, что на это время я уезжал на
гастроли в Омск ровно на период съёмочного процесса. Вот так я «слетел» с
этого фильма. Я знаю, сколько Андрей Звягинцев работал, сколько по этому
поводу перелопатил людей и объектов, своих мыслей и сколько они работали со
сценарием. Вот там была другая цель, которая тоже была достигнута. – Вы очень хотели сыграть в фильме
Звягинцева «Возвращение». Оценивая фильм, не умаляя ничьих заслуг, что бы вы
добавили от себя, если бы вам пришлось играть главную роль? –
Дело в том, что у меня тоже такая же судьба. Сейчас мама привезла военный
билет отца, в котором значится «водолаз-разведчик особого назначения». Отец
погиб, когда мне шёл пятый год, а брату - четвёртый. И я помню его как
человека неординарного, жёсткого, сироту военных лет. У меня внутри был такой
огромный комок, так хотелось играть отца. Я попал в ситуацию, что надо было
либо бросать театр, либо сыграть эту «лебединую песню». Чтобы я привнёс?
Своего отца. Самое странное, что мой отец утонул. Не в боевых делах, а
работая в гражданской профессии. Странная вещь. Помните, в фильме всё тоже
связано с водой... – Среди тех режиссёров, с которыми вам
было наиболее интересно работать – вы назвали Бориса Горлова и Игоря
Москвитина («Чёрный ворон»). Почему вы так выделяете эту работу, хотя вы не
так много там участвовали? –
Я был счастлив работать и с Сергеем Олеговичем Снежкиным в «Убойной силе» и с
Дмитрием Месхиевым в «Линиях судьбы». А почему
«Чёрный ворон»? Да, всего три серии. Но там была человеческая судьба, линия
прочерчена. Я же родился, как и он, в Хабаровске. В Хабаровске мои
родственники, моя тётушка жила в Харбине до 1949 года. Эта атмосфера,
характер мне были близки. Я люблю, когда всё по жизни совпадает.
Фото Юрия
Трунилова – Вами записан совместно с Олегом Погудиным диск «Бирюзовые, златы колечки». Какова его
судьба? Чем он для вас дорог? Планируете ли вы выпуск ещё одного диска? –
Дорог он тем, что это - совместная работа. Сейчас мы уже не работам с Олегом Погудиным, в силу даже каких-то амбиций и в силу
насыщенных графиков. Это был период, когда было очень тяжело жить. Тогда мне
Олег очень помог. У него уже была какая-то концертная деятельность, а у меня
– никакой. И мы вместе записали диск, потом мои друзья предложили нам
съёздить в Германию. Олег любезно согласился, и мы гастролировали, причём
диск был выпущен под все наши туры. Ездили года два. Совместно, кстати,
записали песни военных лет, но это на кассетах. Я не знаю, какова их судьба,
потому что все они издательски принадлежат Олегу.
Что он с ними сделает – не в курсе. Он меня пригласил на «Романтику романса»
– несколько передач на радио, они у нас получились неплохие. Они были
посвящены Изабелле Юрьевой, и Валерию Агафонову и ямщицкой песне. – Первый ваш концерт был на территории
зоопарка. Как это понять? На территории зоопарка есть сцена? –
Там был небольшой концертный зальчик. И сцена, которую неплохо тогда
прокатывали. Позже всё рухнуло. Это было интересно. С этого у меня всё
начиналось. Сначала было тридцать человек в зале, 50, 100, и потом из этого
зала я уже вышел. – Этот первый концерт был самым
тяжёлым? –
Самый тяжёлый концерт у меня был в переходе. Тогда у меня вообще не было
денег. А у меня были молодая жена и ребёнок. В театре – ни просвета. Было
начало 90-х годов, когда в театр никто не ходил. Вот это был самый тяжелый
концерт. Я вышел в переход, встал, баночку поставил, закрыл глаза – потому
что люди ходят, а такого у меня никогда не было – и стал петь. В слепой
надежде, что когда открою глаза, будут стоять люди. Открываю глаза – а люди
идут. И вообще ничего! Я разозлился, глаза больше не закрывал и начал петь. В
общем, в конце концов, остановил их движение. Мне тогда набросали две или три
месячные зарплаты. За сорок минут. Это был мой самый потрясающий концерт!
Фото Юрия
Трунилова – В доме у вас две гитары. Есть ли у
них история? –
Обе эти гитары подарены мне. Я до такой степени благодарен людям, которые их
мне подарили! Подарили они их от души, от чистого сердца. Когда мне эти
гитары дарились, они оценивали только мой голос и всё. Не было такого:
«Хочешь, подарю?». Тогда я не мог купить гитары такого уровня. Они были
дорогими для меня подарками, а люди, которые их передали – не музыканты. Эти
гитары - то, что мне нужно - рабочие лошадки. Они вытянут в любой ситуации.
При этом они некапризные, не жалуются, никогда не расстраиваются. Очень
хорошие. Причём одну, «Ямаху», я всё время брал на
выступления с Юрием Гальцевым, пел пародии. Она с
металлическими струнами. Вторая – концертная. С нейлоновыми струнами «Токомайн», тоже японская. Я их
люблю обе. Правда, сейчас больше использую концертную, так
что она для меня - как любимая жена.
Фото Юлии
Малютиной – Кого, кроме Валерия Агафонова, вы
выделяете как замечательных исполнителей русского романса? –
Валерий Агафонов привёл меня к вере в романс. До этого времени я к романсу
относился как к чему-то анахроничному, застывшему, как к реликту. То, что
слышал в те 80-е годы, ничего не убеждало, я просто этого не понимал. Романс
воспринимал как пьесы для упражнения классического голоса. И вдруг услышал
Агафонова... Приехал поступать в театральный институт и у сестры нашёл
пластинку «Поёт Валерий Агафонов». Раз послушал, два… А
потом сидел и весь день слушал один и тот же диск, как это любят делать
девушки - слушать одну и ту же песню. Слушал, и слушал, и слушал… Меня
«пробило», что человек пел всем своим естеством и так, что я забыл, что это
романс, который требует какой-то внутренней подготовки, каких-то
расшаркиваний перед исполнением. Просто звучал голос, который меня «убил»…
Валерий Агафонов для меня – путеводная звезда. Я
обожаю Изабеллу Юрьеву. Именно исполнение ею
романсов. Опять же Олег Погудин. Дело в том, что он
- мой однокурсник. Его верность романсу для меня – живой пример человека,
который посвятил себя этому искусству, глубокое уважение перед ним. – Пение под гитару сегодня - нестолько необычное амплуа, в отличие от 60-х. Можно ли
говорить о возрождении этого жанра? –
Это просто движение по спирали. Бывало и так, бывало и эдак.
Гитара и без гитары. Помните, раньше пели под рояль. Сейчас под него вообще
никто не поёт, хотя я на своих концертах очень люблю его использовать.
Возрождения нет - есть человек. Есть любовь человека к определённому
инструменту, как к выразительному средству. Если он это делает честно и со
всех своих душевных глубин, то обязательно найдёт отклик в сердцах слушателя.
Всё живое откликается на всё живое. – Чем вам запомнился период игры в «АукцЫоне»? –
Наиболее важен тот факт, что я туда попал и увидел ребят, которые были
абсолютно нетривиальны. И этому я у них научился. В своей жизни я им многим
обязан. Учился и продолжаю учиться. У «АукцЫона»
научился тому, что нет авторитетов. У этих ребят не было авторитетов, подобно
«Роллинг Стоунз».
Естественно, они все слушали музыку, в какой-то момент пытались подражать
чему-то, а потом поняли, что это - глупое дело. И стали сочинять своё. Даже на сегодняшний день я считаю группу «АукцЫон» одной из оригинальнейших
команд, самобытных, интересных. Они очень не любят все официальные тусовки любого толка. Официальные, рокерские,
радийные и пр. Все, кого я знаю из этой группы – замечательные ребята.
Фото Юрия
Трунилова – Ваши пожелания всем почитателям
вашего творчества в городе Бийске Алтайского края? –
Самое главное – не поддаваться панике, жить своей жизнью и любить всех тех,
кто вас окружает. Любите друг друга. Потому что жизнь короткая. Мне хотелось
бы побывать у вас, спеть на концерте, увидеть вас вживую и вживую пообщаться. |
|||||||
Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено |
|||||||
