Туризм / Алтай / РИФформа / Музыканты

ЮТА:

«ДЛЯ МЕНЯ ОТКРЫЛСЯ ДРУГОЙ МИР»...

Специальное интервью для Алтайского края [6 апреля 2006 г.]

Евгений Гаврилов: – Что вы исполняли 31 марта на акустическом концерте в клубе «Швайн»? Что это за клуб и чем он вам интересен?

Юта: – Исполняли почти все песни из всех альбомов, выборочно. Самые любимые, самые концертные. Была очень большая-большая «солянка». Клуб замечательный, не самый крохотный в Москве, конечно, но там такая тёплая атмосфера. Клуб переводится «Свинья» – пивной ресторанчик, где очень вкусно кормят, и там можно почувствовать себя как дома. Нам нравится там играть.

– Кто с вами выступает на подобных концертах? Много ли времени вы уделяете репетициям в акустике?

– Мы сделали программу, репетируем сейчас уже гораздо меньше, чем этого нам хотлось бы. Все заняты. Это плохо. За это нас надо ругать, потому что, когда музыкант не репетирует, он не развивается. С другой стороны, можно себе всё правильно объяснить: ты не репетируешь, потому что ты концентрируешься. Мы сейчас законцентрировались до того, что начали запись нового альбома.

А со мной играют мои музыканты, с которыми мы уже очень давно. Это Илья Володин на гитаре, Макс Гусельщиков на скрипке, который с нами буквально полгода, но это шикарное для нас приобретение, Саша Бакунин – басист и Олег Шенцов – барабанщик. Это полный электрический состав.

Акустика – это гитара акустическая и скрипка. Мы играем без барабанов. Такой вариант очень интересно получается. Вы знаете, как музыканты на «квартирниках» играют? У нас отчасти на это похоже. Это звучит очень интимно, но если захочется драйва (движения), то его может быть несколько килограммов.

– Когда вы впервые выступили в подобном качестве? Что послужило причиной выступления?

– Я не помню, как это было первый раз, но совершенно точно причиной была техническая необеспеченность сценической площадки. Просто они не смогли хорошо отстроить барабаны, бас - не секрет, что аппаратура должна быть на уровне. С этим сталкиваешься не всегда. Голь на выдумки хитра, и когда мы так сыграли, нам понравилось, зрителям тоже, и они стали просить ещё акустических концертов. Вот отсюда эта добрая традиция и пошла. Тогда ещё не было Макса, и мы с Илюхой вдвоём ездили и играли.

– Гитарист Илья Володин в группе имеет академическую базу. Как это более подробно расшифровать?

– Это класс академической гитары. Чтобы быть академическим классическим музыкантом, надо иметь, наверное, другие мозги и другую душу, сердце. Я тоже не смогла быть академической пианисткой, потому что это – не моё. Когда ты – академический музыкант, ты играешь чужие произведения и ретранслируешь мысли автора. А здесь ты играешь только свою музыку, которая принадлежит тебе, и ты чувствуешь её лучше кого бы то ни было.

– Много времени вы провели за фортепиано - и вдруг резко бросить, даже не подходить к инструменту! В какой момент произошло столь резкое отторжение от инструмента?

– Когда я училась играть на рояле, я всегда знала, что рано или поздно я буду петь. И это моё призвание. Когда я поняла, что у меня складывается и получается, то просто отбросила все лишние звенья, которые мне мешали. Фортепиано – такая вещь, которой надо заниматься постоянно. И даже если ты неделю не позанимался – практика из пальцев уходит. Это физиология, так устроено. Я стала фанатом пения, пение стало как воздух – от него отказаться невозможно. Все мысли и эмоции были посвящены только этому.

– Кто вам подал идею поступления на отделение эстрадного вокала?

– На третьем курсе училища я ушла заниматься эстрадным вокалом. Для меня открылся совершенно другой мир. Потому что академическая фортепианная школа очень консервативна. Она много что не позволяет тебе, в какой-то степени тебя зажимает как творческого человека. По крайней мере, у нас в училище было так. Вплоть до того, что иногда вообще пропадало желание заниматься этим делом.

Здесь очень много причин. И не последняя причина – финансовое положение наших преподавателей. Ни для кого не секрет, что государство никак не помогает этой сфере. Это очень жестокий мир. Чтобы быть реальным пианистом, нужно быть настоящим фанатом.

Может быть, когда я сдала последний экзамен, я поняла, что отмучилась.

– Довольно много пишется о том, что вы неожиданно в 11 лет решили заняться фортепиано. Это проходит буквально из публикации в публикацию. Но неожиданностей не бывает в принципе. Хотя бы потому, что необходимо наличие того же самого фортепиано в комнате. Так что же послужило тем толчком, который приковал вас на долгие годы к клавишам?

– Как получилось, что я глухо села за фортепиано? Музыке надо учиться. Фортепиано – единственный инструмент самого широкого спектра, который позволяет тебе развиваться как музыканту. Это было единственной для меня возможностью. Вокалом нельзя заниматься в девять лет, потому что просто аппарат не позволяет – маленький ты ещё. Фортепиано – мои университеты.

– Это вам сказала, наверное, мама?

– Конечно. Откуда в моей маленькой голове могли быть такие мысли? Родители вообще очень мне помогали, поддерживали. За что им огромное спасибо. Просто папа жёстко ударил кулаком по столу и сказал: «Я хочу, чтобы ты поступила в Гнесинское училище». Я взяла под козырёк и сказала: «Хорошо, папа!»

– Кому принадлежала мысль поучаствовать вам лично в сериале «Солдаты»? Чем запомнились съёмки в сериале?

– Продюсеры сами вышли на нас и предложили написать песню. Первая песня - та самая «Девчонка», которая поётся от лица девочки, которая ждёт своего любимого, бойца из армии. А роль пришла гораздо позже. У сценаристов появилась идея: на 8 Марта сделать подарок, снять нестандартную яркую серию. Для этого нужна была приглашённая звёзда. Недолго думая, они пригласили меня, и я там сыграла саму себя.

Съёмки запомнились, во-первых, тем, что гримёр очень долго убеждала меня, что мне надо надеть какие-то понтовые штаны, кофточку и выглядеть изысканной, шикарной. А я ей объясняла: «Ты что, дорогая, мы же рок-н-ролл играем. Мы – простые люди». В общем, мы с ней поругались. Но это десятый вопрос. Главное, как реагировал режиссёр на съёмке. Я же не профессиональная актриса и не знаю каких-то базовых вещей, которые знают профессионалы. И когда я произносила свои диалоги, то ждала, что режиссёр будет кричать и говорить: «Дерево! Не верю!» А он вообще молча снимал. А потом сказал: «Очень хорошо. Спасибо!» И я начинала мучиться. Если он говорит «хорошо, спасибо», может, ему абсолютно всё равно, он вообще ничего не хочет. Или я на самом деле хорошо сыграла? Но я же не могла хорошо сыграть, потому что не профессиональная актриса. Вот так  и изводилась. В общем, сняли всё за десять минут. И получилось великолепно!

– При создании песен где начинается группа и где кончается ваше «я» и где кончается группа и начинается «я»?

– Начну издалека. Группа – это семья. А в каждой семье есть глава семьи, за которым остаётся последнее слово. То есть я  без группы – ничто, и группа без меня – тоже ничто. Коллективное творчество так или иначе приводит к созданию какой-то идеи, но последнее слово всегда должен сказать лидер. Поскольку я им являюсь, то говорю последнее слово.

Вот, например, я пишу материал. Приношу ребятам. И мы начинаем вместе что-то делать, как-то обрамлять эту песню, чтобы она звучала максимально хорошо. Поэтому можно спросить: «Где кончается курица и начинается яйцо?» Это коллективный продукт, но его ещё нужно донести до такого состояния. Вот в этом моя функция.

– Самая оригинальная находка, сделанная за время работы вашими музыкантами?

– Однажды на гастролях музыканты рассказывали на гастролях очень пошлые анекдоты. Просто такую мерзость, что у меня уши вяли. В какой-то момент я взмолилась: «Ну, Илюха, я же девочка!» А он мне отвечает: «Ют, ты не девочка. Ты музыкант». Для меня, той, которая по возрасту младше всех, это было таким признанием, которое было очень приятно слышать. Всё остальное – работа, творческий процесс. А вот человеческие отношения – это нужно заслужить.

А в творчестве каждая строка – оригинальная находка. Тут невозможно выделить что-то больше, что-то меньше. Твоя песня – это то, что появилось в мире единожды и больше никогда не повторится. Тем она и оригинальна.

– Вы перечитываете множество поэтов, учитесь у них. В чём заключается процесс учёбы? В какой степени вами усвоен процесс стихосложения?

– Теорию стихосложения никогда не изучала и вряд ли буду когда-либо изучать. Просто удачные, хорошие стихотворения – всегда элемент удачи. Тут не зависит от таланта, от трудоспособности. Это именно удача. И когда ты видишь что-то хорошее, ты всегда хочешь подсознательно сделать хорошо. Неважно – на эту тему или на другую, в том же размере. Ты ловишь настроение и пытаешься также хорошо своё настроение воплотить в слова. В этом, наверное, учёба.

– Ваш любимый поэт сегодня?

– Сейчас – это Мандельштам. Периодически по поводу разных поэтов меня «клинит». Если читаю кого-то одного, то запоем.

– Чем вам интересен Осип Мандельштам?

– У него какая-то неисчерпаемая фантазия и невероятно красивая музыка в стихотворениях. Стихи – это фактически та же музыка. Я всё время удивляюсь: откуда он берёт эти словосочетания, слова? Казалось бы, на поверхности лежит. А вот попробуй сделать так же! Ничего не получится.

– А как вам поэзия его современника Бориса Пастернака?

– Я слышала, что поэты делятся на две категории. Есть поэты дома, а есть поэты свободы. Маяковский – поэт свободы, постоянного противодействия, всё время борется с кем-то, рушит устои. А Пастернак говорит самыми простыми словами о самых простых вещах. И вот это мне гораздо ближе. Кстати, Пастернак сам начинал писать, и начинал с каких-то попыток поломать устои.

– Расскажите о конкурсе молодых пианистов, в котором вы завоевали приз?

– Я была ещё совсем маленькой. Я комплексовала, у меня страшно холодели руки. Честно говоря, я плохо помню этот конкурс от начала до конца. Наверное, на этом возбуждении я как-то хорошо сыграла, играла какую-то прелюдию и фугу Баха, быструю, си бемоль мажор. Для меня вообще было удивительно, что я получила это звание. Всё-таки заслуженной артисткой Чечни быть приятнее.

– Музыку Баха вы отнесли к запредельной. Что это за запредельность?

– Порой мне кажется, что Бах - это первоисточник всей музыки, которая сейчас существует на свете, на Земле. Мне кажется, что из него черпают своё вдохновение и джазмены, и рок-н-ролльщики, и романтики, и импрессионисты – все на свете. Это такая база данных, банк, который невозможно до конца исчерпать. Это Гений. Самый гениальный музыкант за всю историю мира, которого я знаю. Я максималист в этом.

Обыватель воспринимает музыку с позиции  нравится–не нравится. А профессионал с позиции профессионально - не профессионально. Профессионалу незачем разбирать музыку на звенья, включать эмоции. Как профессионал, я понимаю, что это Мега. А как обыватель, говорю, что это мне очень нравится, я восхищаюсь.

На косточки раскладывать не надо. Стихи раскладываешь по полочкам, и становится неинтересно. Очень важен эмоциональный фон. И вообще музыку надо воспринимать сердцем, но никак мозгами.

– 15 декабря вышел ваш новый альбом «Телерадиосны». Подводит ли он какую-либо черту в вашем творчестве или открывает новое направление дальнейшего движения?

– Один известный московский журналист Вадик Пономарёв написал, что «кажется, Юта созрела, повзрослела и подошла к той черте, когда можно начинать говорить о дорогом эстрадном артисте». Раньше это был рок-н-ролл: «А-а! Праздник жизни!», и прочее. В какой-то момент мне захотелось развиваться дальше. И вот этот альбом – своего рода прощание с прошлым и начало какого-то нового этапа.

– Первый шаг вашей работы с Александром Семёновым после того, как вы решили вместе работать? Первое ваше совместное творение? Что лежит в основе плодотворной вашей творческой деятельности с ним?

– Это было шесть лет назад. Саня тогда писал песни. И он предложил мне спеть его песню «Мальчик, ты чей?» Вот с этого всё фактически и началось. Потом я спела его песню «Похмельная». А затем он так плавно ушёл от композиторства и начал заниматься менеджментом. Я стала заниматься композиторством. Мы с ним немножко поменялись ролями. А удерживает нас понимание того, что мы нужны друг другу. Мы очень часто ссоримся, ругаемся, но когда включаются мозги и ты понимаешь, что этот человек тебе нужен и без него было бы гораздо труднее, хуже, то берёшь себя в руки и говоришь: «Успокойся. Это жизнь». Вот поэтому мы до сих пор с ним работаем.

– Нравится ли вам клип «Жили-были»? Что бы вы добавили в этот клип и что бы убрали сегодня?

– Он мне нравится. Ничего бы не добавила и не убавила, потому что он абсолютно самодостаточен. Это как песня, когда ты её выпускаешь, она начинает жить своей жизнью уже независимо от тебя. Так же и клип. Его показали – всё, он состоялся. В эфире режиссёры часто говорят, что одно дело, ты смотришь готовый клип в монтажке, а другое дело - ты смотришь его в эфире среди прочих клипов. Восприятие меняется кардинально. Так вот он смотрится, мне нравится.

– В чём главное отличие халтуры от настоящего исполнения? И чем отличается попса от популярной музыки? Где проходит эта грань?

– Халтура – это ты когда не тратишь себя, не отдаёшь людям и тебе кажется, что вокруг тебя одни лохи. Исполнение – это когда ты выворачиваешь душу на изнанку. Что касается второй части, то можно, конечно, углубиться в философскую идею. Есть попса и эстрадная музыка. Эстрадная музыка – это какой-то знак качества. А попса… Хорошую попсу тоже надо уметь делать, пуд соли съесть. Я бы не стала кого-то сейчас унижать и говорить плохо. Всё, что хорошо – оно хорошо. Если мы сейчас говорим о фонограмме и о живом исполнении – конечно, две большие разницы. За рубежом у тебя просто отнимут возможность работать, если ты будешь дурить людям голову и открывать рот под фонограмму. У нас другая страна, законы, правила. Но мы постепенно от этого отходим. У нас часто нет достаточного количества аппаратуры на площадках, чтобы человек позволил себе петь живьём. Многие, конечно, откровенно не умеют петь. Но они не долго и задерживаются. Многие ставят упор на зрелищность. Но если люди приходят к этим артистам, если получают удовольствие: эстетическое, визуальное, какое угодно – ради Бога!

Мне всегда странно слышать, когда у нас люди говорят: «Почему у нас по ТВ, радио не крутят хорошую музыку?» Мне всегда хочется ответить: «А вы что, дорогие, хотите, чтобы вам все удовольствия бесплатно предоставляли? Заработайте денег, пойдите в магазин, купите себе хорошую музыку и слушайте. И будет вам счастье».

– Какой элемент импровизации в вашем выступлении на публике? Что допускается творить музыкантам на сцене, а что нет?

– У нас с этим всё легко получается. Ни один концерт на другой не похож. Если я чувствую, что парни завелись у меня за спиной и они «мочат» по-страшному, мне никогда в голову не придёт их останавливать. Они взрослые мальчики, чувство меры знают, поэтому любая импровизация, если она в рамках, только в плюс.

– Одно время вы увлекались джазом. Как вы к нему приобщились? Чем он вам был близок? И почему бросили?

– Конечно, через отца. Вы представляете, академическая школа, и в какой-то момент тебе кажется, что нет ничего в мире, кроме академической музыки. И вдруг ты открываешь для себя мир джаза. Мир гармоний, импровизаций. У тебя просто «крыша» съезжает. Это как свежий ветер. И мне стало дико интересно, начала заниматься  - и получалось. Я кайфовала от этого искренне. А потом так же быстро перегорела. Видимо, просто поняла, что это не моё. Не суждено джазу стать делом всей моей жизни. Это как пройденный этап. Прошёл – и слава Богу. Был и ушёл.

– Когда ваша мама побывала у вас на концерте, она сказала, что будет с вами заниматься. Что было после? Были ли занятия?

– Во-первых, маму шокировал громкий звук на концерте. Ведь она же у меня академическая певица и не представляла себе, какой это рёв и грохот. И, конечно, когда она побывала на первом концерте, я пела совсем не так, как я пою сейчас. Поэтому очевидно, что её слова были правдой. Было много моментов, которыми надо было заниматься. Какие-то вещи она мне подсказала, кое-что раскритиковала, кое-что похвалила. Подошла конструктивно.

А последний раз она была спустя пять лет на концерте - это было совсем другое впечатление. Ей понравилось, и мне было очень приятно. В этот раз она сказала, что у неё нет никаких претензий. Я подумала: «А девушка созрела!»

– Чему главному вас  научила Татьяна Николаевна Маркович? Что это был за человек?

– Прежде всего она учила отношению к слову. Знаете, на английском языке петь гораздо проще, чем на русском. Во-первых, потому что ты не понимаешь, о чём поёшь, а во-вторых, не знаешь специфику произношения. Поэтому первые два года у всех начинающих вокалистов просят петь по-английски. И так гораздо легче, потом они начинают переходить на  русский язык. Вот мы с Татьяной Николаевной начали с русского, и это было безумно трудно, интересно. С тех пор я, наверное, и полюбила поэзию. Говорят, музыканты-инструменталисты – самые ограниченные люди, потому что они, кроме своего инструмента, в жизни не видят ничего. Чтобы достичь каких-то высот, надо пахать, пахать и пахать.

И, конечно, она научила ощущению себя на сцене, уважению и отношению к зрителям, а также массе технических моментов: например, мимике на сцене.

– Как вы относитесь к ненормативной лексике на сцене? И что для вас чистота языка?

– Я видела как-то одну группу на сцене, как она материлась - меня вытошнило. Это было отвратительно. А когда Шнур матерится – это прикольно, улучшает настроение. В принципе, мне кажется, сцена – то место, где можно материться. Хотя… С другой стороны, сейчас куча людей соблюдает пост, а при этом матерится. Ну, как к этому можно относиться? Как к неизбежности, с которой надо мириться. Просто не уподобляться. Шнур – безумно талантливый парень, а что он матерится на сцене – мне фиолетово.

– Как получилось, что вы пусть два дня, но работали секретарём-референтом?

– Я подросла, мне было 18 лет, и я поняла, что мне нужны свои деньги, нужна независимость. Я пришла к своим друзьям в фирму и попросила работу. Они спросили: «Что умеешь?». «Ничего, - говорю,- не умею». «Ну, ладно, садись за компьютер». Посадили и дали мне делать чуть ли не бухгалтерский учёт, основы. А у меня с цифрами вообще никак. Я сделала эту работу, и в этот момент вырубили электричество. Мне так стало обидно, и я ушла с этой работы…

– Если бы вам сказали в своё время, что вы – талантливая пианистка, как бы это поменяло вашу жизнь?

– Пока училась в Гнесинке, все только дубасили по башке и уничтожали, уничтожали, уничтожали. Когда я её закончила, выяснилось, что обо мне говорили как о талантливой пианистке. Я подумала: «Вот скоты! Если бы раньше мне это сказали! Может быть, уверенности прибавилось, позитива в жизни». Но что случилось – то случилось. Я ни о чём не жалею.

– Зачем вы ходили в своё время по пафосным стилистам? И вообще, что это за слой? Кому он нужен?

– Стилисты – обслуживающий персонал медийных лиц: артистов, знаменитостей, политиков и прочее. Человек воспринимает 80% информации через зрение. Пафосные стилисты – это те, которые достигли какого-то успеха, и он себя позиционирует не как просто стилист, а стилист класса люкс. Он и стоит дороже, и понимает побольше. Обычная иерархия. Как дешёвые и дорогие магазины. В дорогие приятнее ходить. И соответственно, доверять кому-то свою внешность – очень интимный процесс, серьёзный. Абы кому не будешь. Стереотип мышления таков: чем дороже стоит – тем лучше. На практике получилось не совсем так. Некоторые дорогие стилисты творили такое, что просто никому показывать нельзя. С тех пор я не доверяю дорогим стилистам - лучше работать с адекватными людьми.

– В своё время, когда вы записывали диск «Рожь и клевер», вы познакомились, как вы сказали, с душевнобольными. Что это была за встреча?

– Была такая история. Я столкнулась с тем, что они совсем по-другому воспринимают мир. И не факт, что они хуже его воспринимают. По-другому. Сложно рассказать про ощущения, потому что это всего лишь ощущения. Они воспринимают мир, может быть, острее, как дети. Над ними не висят стереотипы, что чем дороже – тем лучше.

– Ваши пожелания всем любителям вашей музыки?

– Искренне желаю, чтобы тот заряд позитива, который живёт в каждом из нас, никогда не иссяк. Чтобы всегда заботились о своём здоровье и о здоровье своих родителей. Чтобы их не забывали и просто помнили, что ничего на свете нет дороже здоровья и человеческих отношений.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru