Туризм / Алтай / РИФформа / Музыканты

МИХАИЛ МУРОМОВ:

«СТАВЛЮ ТОЧКУ ТАМ, ГДЕ СЧИТАЮ НУЖНЫМ»...

Специальное интервью для Алтайского края [19 марта 2010 г.]

 

 

Родился 18 ноября 1950 года в Москве.

Мама преподавала электротехнику в институте. Папа – ученый-гидравлик.

Учился в детской музыкальной школе по классу виолончели, окончил среднюю математическую школу. В 16 лет пошел в Менделеевский, а в 1971 — Московский технологический институт мясомолочной промышленности, окончил аспирантуру. Подрабатывал мойщиком, массажистом в бане.

В 1972—73 служил в армии в спортроте.

Работал с различными музыкантами и группами («Славяне», «Фристайл», с Ольгой Зарубиной, Л.Лещенко, И. Кобзоном, с оркестром А.Кролла).

Дебютировал как певец на профессиональной сцене в 1985 на Московском международном фестивале молодежи и студентов. Песня "Яблоки на снегу" стала фонографическим дебютом (выпущена в 1987 в составе сборника «С Новым годом»).

К 1986 году — один из самых популярных на отечественной эстраде. В 1988 году появляется хит «Ведьма», затем супермодной становится «Странная женщина».

На рубеже 90-х снова исчезает из музыки: больше живет в Подмосковье — строит дом, какое-то время пробует торговать недвижимостью, но в 1994-м авторитетно возвращается — с новым альбомом «Афганистан».

Среди других популярных песен (всего около 250) — "Боевым награждается орденом", "Флюгер", "Тамаша", "Афганистан", "Стюардесса" и другие.

Работал с поэтами А.Дементьевым, А.Поперечным, Л.Рубальской, Р.Казаковой, Д.Давиташвили.

В конце 80-х — начале 90-х много гастролировал по СССР и ряду зарубежных стран (в том числе в Афганистане, в 1992 получил медаль «Славы» ЦК Демократической организации молодежи Афганистана).

Писал музыку к театральным постановкам, к художественным и документальным фильмам (в том числе к фильму «Дура», 1992, где сыграл одну из ролей).

Написал музыку к двадцати пяти драматическим спектаклям, в том числе по Шекспиру, трем балетам и пяти художественным фильмам («Вам телеграмма», «Самолет из Кабула» и др.).

В 1984 награжден юбилейной медалью «50 лет Ю. Гагарину» за испытания возможностей пребывания человека в воде (60 часов).

В 1997 году концерты становятся более регулярными. В 1998 году выступает редко да и на публике появляется нечасто.

Мастер спорта по плаванию, имеет 1 разряд по боксу, прекрасно ездит на горных и водных лыжах.

Член футбольной команды звезд российской эстрады «Старко».

Много читает, знает много стихов наизусть.

Его настольная книга - энциклопедия. Прочитал половину Брокгауза и Ефрона.

Евгений Гаврилов: – Михаил Владимирович, расскажите о ваших творческих планах.

Михаил Муромов: – У меня вышло в общей сложности 11 компактов и один mp3 – 53 песни. Ещё остаётся много музыки. Хочу выпустить диск, чтобы было песня – музыка, песня – музыка.

Есть в запасе песни, но просто не знаю – надо ли? Всё равно будут просить «Яблоки на снегу», «Странная женщина» и «Афганистан». Раньше меня это раздражало, но сейчас как-то к этому привык.

Хотя, с другой стороны, приезжают, например, из Киева купить права на песню «Флюгер», сделать ремикс. Откуда они это помнят? Пришла одна известная певица в шансоне и начала петь мне песню «Бессонница». Откуда она её помнит? Не представляю.

У меня есть обойма песен, которые хочу записать – романсового стиля, песни у костра. Но, в принципе, с этим не тороплюсь, потому что песни у меня чисто шлягерные – типа «первая и последняя любовь». Пока не знаю: стоит это воплощать или не стоит? Зачем заполонять?

В своё время начал много писать, а оказалось, что это не совсем то и не надо столько. Нужны ударные шлягеры. Например, «Ариадна» - ударная песня. А, допустим, песня «Улетай» осталась как-то в стороне.

А песня «Фристайл», в общем-то, хитовая. Даже группа, которая у меня была, «Высший пилотаж», сейчас называется «Фристайл». А в своё время они и не знали, что такой фристайл – сами они из Полтавы.

Хочу записать много музыки театра и кино: мною записано пять кинофильмов, 20 часов музыки для театра, балеты. Слишком много наделал в своё время материала.

У меня есть пяток новых песен, но зачем они? Есть много песен, которые исполняю со сцены просто под гитару. И они пользуются сумасшедшим успехом.

Но всё равно будут просить «Яблоки»...

В одном городе мне с самого начала начали кричать «Яблоки!». Я говорю: «Ну, хорошо». И начал петь подряд. Планировал спеть шесть раз. Но после третьего раза стали говорить: «Ладно, хватит. Спасибо».

Вообще-то, дурачусь, когда выступаю. Например, могу спеть в рэповом варианте: «Я-бло-ки-на-сне-гу. Ро-зо-вы-е-на-бе-лем». Мне самому весело. В одном месте спел «Яблоки» в стиле техно-диско. А мужик прямо в рядах встаёт и говорит: «Не-е-ет. Надо, как было». Люди не понимают.

«Яблоки» написал в 1975, а запустил их только в 1978 году. Так вот они до сих пор работают!

Текста Гимна СССР, теперь России никто не знает. А «Яблоки» знают все. Что делать?

В своё время Минаев написал пародию на меня. Вначале спросил меня, конечно. Эта пародия начинается так: «Миш, а следующий наш персонаж – Михаил Муромов. Миш, ты только не обижайся». И у него такие слова: «Яблоки на снегу. Зависть берёт к кумиру, Песня народов мира. Вряд ли я так смогу»...

Я долго могу говорить. Всё-таки преподаватель, биохимик. Преподавал биохимию, теорию мяса – читал лекции в институте.

– Кандидатскую защитили?

– Не защитил. Поковырялся, поковырялся, сделал очень много. Собственноручно изготовил три прибора. У меня диссертация так называлась, что её ни один корреспондент не может повторить: «Исследование изменений в процессе хранения некоторых биохимических свойств мяса, высушенного в жидких теплоносящих средах в условиях вакуума». Вот такая диссертация.

 

– Почему не стали защищаться?

– Просто применил арифметику. Посчитал, что после диссертации буду получать 153 рубля. А я уже в то время жил на 500. Резона никакого не было.

Кроме того, лаборатория, где работал, была без вытяжной вентиляции. А всё связано с химией. Выходишь вечером из лаборатории, рукой проводишь, а у тебя со щеки хлороформ, а во рту уксусная кислота. У меня начали волосы облезать, зубы крошиться. Джинсы облезали за два месяца. По колени в труху превращались. Зачем мне это было надо?

Ушёл. Меня приятель пригласил, и пошёл работать в ресторан. Там сразу совсем другие деньги. Причём, он позвал меня работать замдиректора. Я прикинул: замдиректора – это что? Скатерти, ложки, битая посуда. Пошёл работать метрдотелем. И денег больше и хлопот меньше.

 

– Люди, которые работали в прошлом с мясом, говорят, что практически всё, что есть сегодня на прилавках – есть нельзя.

– Нельзя конечно. Со мной рядом, в соседней лаборатории работал парень и писал диссертацию, которая называлась «Изготовление колбасы с добавками мяса». И защитился. Было бы желание защититься.

Мать велела, чтобы я пошёл в аспирантуру. Сделал патентную экспертизу, изучил невероятное количество всяких патентов. Причём, натыкался на такие – «Рецепты пролонгированного хранения срезанных цветов». Это было в моём подразделе.

Или «Сушка дерева в жире». А у меня сушка мяса. Сублимированное мясо – это когда воздух откачиваешь, а само мясо замораживаешь.

Сделал исследование по старению мяса. Мы не знаем, от чего сильно стареем. В первую очередь, от движения транспорта. Мы в нём трясёмся, а этот дриблинг – как раз старение. Помните дедов в фильме «Белое солнце пустыни»? – «Ну, как деды?» – «Давно сидим». Аксакалы оттого, что просто сидят, меньше стареют.

Тряска – первый фактора старения. Плюс высокая температура. У нас 36,6. Если мы будем жить в температуре, если воздух такой будет – 37, будем быстрее стареть. Поэтому температура Прибалтики лучше для сохранения жизни.

Много времени просидел в патентной экспертизе…

 

– Вы ходили в горы. Занимались скалолазанием?

– Скалолазанием не занимался. На Эльбрус ходил в кедах. 6200 всё-таки. По пояс в снегу нормально прошёл. А назад на заднице, на полиэтиленовом пакете съехал.

Ходил в горы много, но скалолазанием не занимался. Единственный раз пошёл спасать мужа одной моей приятельницы. Нырял в щель. Страшно, темно. Правда, сделал своими руками полиспаст, чтобы потом можно было вытягивать. Система блоков, всё это было распёрто на балках.

– Помните, как впервые пришли в спорт?

– Я пошёл на стадион Юных пионеров записаться в секцию велосипеда. Но когда увидел, как заваливаются на треке, мне стало это неинтересно. Перешёл через дорогу, а там – бассейн «Динамо». Записался в плавание.

Это наиболее правильный вид спорта. Плавание и бег. Штанга меня никогда не влекла. Там надо сильно напрягаться. Боксом занимался, дошёл до первого разряда. Но плавание своё взяло. Выполнил мастера. Шестым в стране плавал.

Мой первый тренер в «Динамо» был просто красавец. Потом, когда я переехал, рядом со мной был Дворец пионеров. И там была общество «Юность», я начал плавать за него. Хотя, всё время тяготел к «Динамо».

И в итоге выполнил мастера спорта по «Динамо». В «Юности» был маленький бассейн, а в «Динамо» сделали открытый, 50-метровый бассейн. Это больше тренирует.

25 метров могу проплыть брасом с тумбочки за два гребка. Недавно в фитнессе тренерам сказал об этом, так они не поверили. А у них бассейн 20 метров. Я говорю: «Могу вообще без гребка проплыть его. С одного толчка. Но здесь у вас скользкий бортик, поэтому один гребок мне будет нужен». Они говорят: «Это невозможно. Минимум пять гребков». Пришлось показать и разубедить.

Люди не понимают: что такое мастер спорта, а что такое первый разряд. Это большая разница. Как это пишут в обществах: «Подготовить спортсменов 3 разряда – 20 тысяч человек, спортсменов 2 разряда – 10 тысяч человек, 1 разряда – 500 человек, кандидатов в мастера спорта – 10 человек, а мастеров спорта – тире».

Потому что неизвестно – потянет человек на мастера или не потянет.

В принципе, научился, как следует плавать, когда бросил заниматься. Научился хорошо скользить и рационально делать гребки. Это произошло само собой.

А до этого «лопатил», как Володя Буре, папа Павлика. Напахивал, как бешеный. А это совсем не нужно. Надо скользить. Вот в чём всё дело.

Когда мне надо было бегать за институт (мне приходилось бегать и за армию), одна девочка подсказала, как делать старт. И я сразу прибавил 0,5 секунды. Она показала технику старта.

Мы как бежим? Стартуем и сразу открываемся. Нельзя. Надо поджать подбородок и метров 15 пробежать с опущенной головой. Это техника.

– Первое, что вы изготовили в музыке, была гитара?

– Я случайно на Балтике поймал кокос. Срезал его наполовину, обтянул полиэтиленовой плёнкой, поставил «кобылку», натянул струны из лески и сделал гриф. Типа банджо.

С детства играл на виолончели. А потом мой приятель Володя Антоненко научил меня играть твист, а затем «восьмёрочку». Сначала играл на семиструнке, а потом пошли шестиструнки. Поскольку у меня была виолончельная школа, нотная грамота, всё давалось легко. Единственное – сольфеджио никогда не любил.

Иногда музыкантов спрашиваю: «А сколько бемолей в си бемоль миноре». И всегда все отвечают неправильно. Все говорят пять, думая про чёрные клавиши. А само-то си?

Ровно, как корреспондентов спрашиваю: как пишется брандспойт. Никто не может сказать. И только одна женщина в Свердловске сказала правильно.

Или спрашиваешь: «В каком слове семь букв «о» и больше гласных нет?». И тоже идёт пробуксовка.

Вообще, мне с корреспондентами и поэтами трудно разговаривать. Слишком много знаю. А на слово всегда даю подсказку: на первой стране любой газеты обязательно есть. Обороноспособность. Обязательно есть на первой полосе. В хорошей газете. В «Гудке», например (смеётся – Ред.).

 

– Это идёт от вашей огромной библиотеки?

– У меня один раз был концерт, где звукорежиссёром был диск-жокей. Сейчас его принято называть «ди-джеем». Правильно – диск-жокей. Он дал такую мощность! А это был День пожилого человека.

Сидят одни «белые», как снег головы. Тётеньки, дяденьки, ветераны Войны и Труда. Он как дал им по ушам! Я ему показываю большим пальцем вниз: тише, тише. Без результата. А он сидит на балконе, наверху. А рядом с ним всегда стоит моя помощница. И тогда показываю: всё!

В общем, она его остановила, и я начал читать стихи. Гумилёва, лирику Маяковского, которую собственно никто не знает, Мережковского. То, что мало кто знает. Все сидят, слушают.

Минут сорок читал. А потом говорю: «Ну, а теперь концерт». А они говорят: «Не надо! Давайте читать ещё».

А поскольку вы с Алтая, я работал в Алтайской филармонии в Барнауле. Мой дед работал на металлургическом комбинате Алтая. У меня даже где-то была его печать: «Инженер-технолог Муромов Сергей Иннокентьевич». Куда-то она делась – не знаю.

И я объездил весь Алтай: Бийск, Белокуриху. В Барнауле один раз работал концертов десять. Но там зальчик небольшой.

А потом работал на стадионе с Аркановым и Жванецким. В это время во Дворце спорта выступали «Песняры». Я сходил, посмотрел. Они благородно работают. Мне нравится. У них минимум дерготни, работают стационарно. Всегда хорошо одетые, хороший звук – фирма.

– Как вы относитесь к поэзии?

– Вообще, не люблю читать со сцены. Стихи знаю, читаю. У меня цепкая память, быстро запоминаю.

Люблю читать на ночь «Устав Коммунистической партии», «Конституцию СССР». Читаешь, читаешь, а потом одну строчку ездишь, ездишь – и засыпаешь. Как снотворное. Люблю книжки про пограничников.

Но мемуары маршала Жукова, воспоминания про войну – не очень интересны. Интересно, когда что-то происходит. Люблю всякого рода атласы, исторические книги. «Войну и мир» больше восьми-десяти страниц прочитать не мог. Утомляет.

Я много читал на английском, на французском без перевода.

Люблю книги, которые ближе к руке, которые взял – и почитал.

 

– Вы общались в рамках поэзии с Юрием Владимировичем Никулиным?

– Просто я ему читал Державина, Пушкина, а он мне говорит: «А вот одно четверостишие не дочитал». Я говорю: «Игорь Владимирович, я ставлю точку там, где считаю нужным». – «Да, наверное. А можешь дочитать то четверостишие, что не дочитал?» – «Пожалуйста, не вопрос».

Это было в клубе ветеранов МВД. Домик двухэтажный такой есть, около Калининского проспекта.

 

– Вы попробовали писать много разной музыки. Почему?

– Шлея под хвост попадает. Или мне дали, например, стихи, но они мне не нравятся. И я не буду писать.

Лариса Рубальская дала мне стихи «Странная женщина», которые у неё два года пролежали, я пришёл домой, сел за фортепиано и получилась песня. Правда, переписывал её двести раз. Не удовлетворяло то, что написалось.

«Ариадну» трудно петь. Три октавы. Там такая дыхалка нужна, чтобы нормально спеть! А у нас народ неправильно поёт. Совсем неверно. Петь надо в глотку, а народ поёт в горло.

 

– Вы брали уроки вокала?

– У меня уже группа была в 7 классе, и я пел. Но распелся только в 1983 году. Я стал петь так, как меня научили в Америке. Мне сказали: «Надо петь 10 процентов наружу, всё остальное в живот». Этому трудно научить. Кроме того, нужна хорошая дыхалка. А поскольку у меня плавание, пять с половиной лёгкие, дыхалка даёт возможность.

Могу пять минут без воздуха сидеть, три минуты в воде. От дыхания зависит и от экономии пользования, того, что ты вдохнул.

 

– Вы на спор рекорды устанавливали?

– Было. За дивизию плавал десять заплывов по сто метров. Дивизия заняла второе место.

– Ваши пожелания любителям вашего творчества на Алтае?

– Чтобы слушали всё остальное. Есть у нас, что послушать – Малежик, Глызин. Не считаю себя гением. Я учёный, а заодно и сочиняю. Стал сочинять, впрягся – теперь надо тянуть.

Берегите природу. Природа Алтая удивительна. Люблю Горный Алтай, где рыси…

 

 

Главная страница

/ ЗНАМЕНИТОСТИ / ИНФОРМАЦИЯ /

АЛТАЙ

/ АДМИНИСТРАТИВНОЕ УСТРОЙСТВО / ГЕОГРАФИЯ И КЛИМАТ / ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА / БОГАТСТВА / ОТДЫХ НА АЛТАЕ / ПОХОДЫ / КАРТЫ / ФОТОГАЛЕРЕИ

БГПУ - туризм

/ ИСТОРИЯ / ВСЕ ЛЮДИ В ТУРИЗМЕ / ЛЕТОПИСЬ ПОХОДОВ / ГОСТЕВАЯ КНИГА / ТВОРЧЕСКИЙ РАЗДЕЛ /

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru

 

Hosted by uCoz