Туризм / Алтай / РИФформа / Музыканты

ЮРИЙ ГАРИН:

«ГИМНА НЕТ, НО ЕСТЬ ПЕСНЯ»...

Специальное интервью для Алтайского края [23 октября 2006 г.]

Евгений Гаврилов: – Юрий, вы - постоянный участник самых известных фестивалей авторской песни. Но последние два года в ваших планах нет Грушинского фестиваля. С чем это связано?

Юрий Гарин: – Грушинский фестиваль… Если помните, несколько лет назад я даже написал гимн этому фестивалю «Грушинское братство». Как раз был на юбилейном фестивале… Вообще я очень «вырос» на этом фестивале. Попал туда впервые в 1979 году, когда Визбор был ещё председателем жюри. Для меня Грушинский фестиваль являлся всегда основой основ. Но последнее время в связи с высокой концертной и продюсерской занятостью у меня как-то не получается на него попасть. В первые выходные июля у меня, как правило, какая-нибудь поездка или концерт.

Что же касается Грушинского фестиваля, то, на мой взгляд, и не только на мой, сравнивать его с фестивалями двадцатилетней давности я бы не стал. Что-то изменилось. Ушёл какой-то дух грушинского братства. Сейчас это больше место для отдыха людей, которым авторская песня даже не хобби, а лёгкое увлечение. Когда можно приехать раз в году, потусоваться в палатках, посидеть у костра. Пропадает главное: дух, интонация фестиваля и вообще авторской песни. Вторая причина связана именно с этим. Но главное – нехватка времени.

– Но в этом году вы были на Ильменском фестивале…

– Сейчас фестивалей очень много. Порядка пятидесяти. Я получаю приглашения на разные фестивали в разных регионах, городах и странах. По разным причинам не получается посетить все фестивали. Но фестивалей 10-15 за год всё-таки охватываю. У меня есть любимые фестивали: Курск, Ильменский, на Украине, куда я стараюсь приезжать обязательно каждый год.

Ильменский – это родной, мой первый в жизни большой фестиваль. Я же родом из Челябинска. Там было первое лауреатство и первая известность – всё растёт оттуда.

Был промежуток, когда у меня не получалось приехать на него, потому что июнь-июль они, как правило, очень плотно расписаны. Но поскольку у меня там родственники, мама, пытаюсь совмещать необходимое с приятным. Если Ильменский фестиваль сравнивать с Грушинским, то хотя там нет такой массовости, а уже собираются десятки тысяч - поскольку он поменьше и побольше организации, но по уровню исполнителей и членов жюри там даже лучше.

– Юрий, на предложение перенести Ильменский фестиваль на новое место, дабы избежать лишних людей, устроители отказываются, так как быт должен быть устроен…

– И быт не устроен… Не забывайте, что это ещё традиционное место проведения фестиваля, сложившееся много-много лет назад. Оно намоленное. А начиналось всё с маленькой полянки, где не было ни света, ничего. Я попал в Ильменку несколько позже…

То же с Грушинским фестивалем. Любые фестивали можно перенести, но есть несущие фестивали – они славятся помимо всего ещё и местом проведения. Это традиции. Сейчас на них уже приезжают чьи-то внуки. И все знают это место, никому не надо объяснять. Все знают, что вторые выходные июня – это Ильменка, все туда, а первые выходные июля – Грушинский фестиваль. И это важно, потому что очень много людей это знает.

Если речь идёт о маленьком слёте, а их сейчас немало, то они год там, второй год – там, какие-то неурядицы. Это на уровне созвонились, приехали. Туда, сюда. А тут нет: приезжают огромные массы. И Курский уже восемнадцатый фестиваль (я был одним из зачинателей его), тоже разрастается. Это уже всероссийский официальный фестиваль, на который приезжает много людей.

Но факт: если приезжает очень много народа, то процент истинных поклонников авторской песни уменьшается автоматически. С одной стороны, это плохо, так как это влияет на качество в целом. Хотя приезжающие ребята и просто так они сидят, слушают, ярко аплодируют, кричат – им это нравится. И слава богу. Поскольку в их жизни нет лирики, размышлений о высоком, о любви, о счастье, о дружбе. Они подспудно это чувствуют, на уровне подсознания и едут туда. Это же не просто современному подростку куда-то поехать, в какую-то палатку. С одной стороны, это блажь: вот потусоваться. Но они могут эти выходные провести в кино, дискотеке  - где угодно. Есть в людях подспудно эта тяга, вопросы, на какие они ищут ответы. Вера в справедливость, в искренность, в правдивость. Они приезжают, смотрят на нас, и они понимают, что жизнь – это не только пиво, изыски, деньги, а есть ещё вот это и это. Это есть, было и будет. Это очень важно. Поэтому очень много таких людей.

– О Курском фестивале. «Соловьиная трель» была песней на рождение фестиваля?

– Серёжа Лактионов, основатель, создатель фестиваля, лидер, руководитель - мой хороший друг. Раньше в Курске авторской песни не  было. И в 1982 году, когда я был ещё первокурсником университета в Челябинске, на всесоюзном слёте стройотрядов мы познакомились, сидя у костра, и они меня позвали выступать в Курск. Сделали концерты, огромные залы, большое собрание народа – я был в шоке. Это у них пошло, пошло, поехало, и появился клуб самодеятельной песни «Здравствуйте», который и поныне существует, в отличие от других.

Спустя несколько лет Серёжа сказал: «Юра, а может, мы попробуем фестиваль сделать? Ты знаешь, как это всё делать, знаешь всех знаменитых бардов. Попробуем?» Вот так начали пробовать. Я позвал Гордницкого, Кукина, Егорова и других. Там были все. И по сей день там одно из самых представительных жюри. Наши лауреаты проходят на грушинский финал по умолчанию и, как правило, становятся лауреатами.

Что же касается песни, то был десятый фестиваль. Серёжа мне звонит и говорит: «Гарин, надо написать гимн фестиваля. Кукин пишет обращение к фестивалю, Лахнюк Боря пишет резюме на юбилейный фестиваль, а ты напиши гимн». На что я сказал: «Серёж, как-то так по заказу… Да ещё гимн…» Отказывался долго, но за пару дней он мне звонит, и спрашивает: «Ну, как, Гарин?» – «Гимна нет, но есть песня, посвящённая вам: тебе, Юрке, Володе, моим друзьям».

Я спел её, и вот уже восемь лет песня является там как бы гимном. Открывается, закрывается фестиваль – её поёт вся поляна. Это никакой не гимн, а просто песня о друзьях из Курска. Обращение к ним. Потому что гимн – это пафос какой-то, ура, давайте идти всё выше!

У меня очень много таких песен, написанных на пафосные темы, но они вжились в народ, живут отдельной жизнью, не как гимны, а как просто песни. Есть то же самое о Москве, о других местах, точках и странах, но они написаны просто человеческим языком. Без пафоса, гламура, и прочих вещей.

– Какие черты Курского  фестиваля позволяют вам отнести его к тройке лучших? По каким критериям вы оцениваете фестивали?

– Меня часто зовут на маленькие фестивальчики, на которых, как правило, собирается немного народу. Есть такой первый круг, туда тебя зовут, где люди, у меня такое ощущение, самонаслаждаются друг другом. Собрались: «Юра, давай. Нам не надо лауреатов, ты будешь вести мастерские». Они мотивируют тем, что это борьба за чистоту жанра. Всё якобы неправильно, все эти грушинки. Там очень мало народу. Это было хорошо в советские времена, когда всё запрещалось и уровень всеобщего душевного советского разврата зашкаливал. В те времена это было оправдано. КСП, все объединения. Сегодня в этом необходимости просто нет. Малые формы авторской песни мне лично не нравятся. Я в этом вижу сектанство. Как правило, но не везде. И в последнее время стараюсь любезно отказываться от подобных мероприятий.

Вот они считают, что большие фестивали, где аудитория, где пресса, СМИ, медиамассы – не правильно, это попса. А почему неправильно? Молодым надо что-то делать. Сейчас такие возможности, каких у нас раньше не было.

Вот я жил в Челябинске, стал лауреатом районного, городского фестиваля, потом меня послали на Ильменку, на Грушинский. Карьера барда могла так развиваться. Сегодня ничего этого нет. Поменялась и страна, строй, психология, люди - абсолютно всё. А для молодого барда самое важное – быть услышанным. Для меня главным тогда было – выйти, чтобы была аудитория. А сегодня этого очень мало.

Вот они становятся лауреатом на одном фестивале, на другом… Я постоянно вижу одни лица на десятках фестивалей. Они лауреаты. А дальше что? Они мне звонят: «Юра, а что дальше?» Нет возможности выйти на большую аудиторию. Поэтому сегодня очень важно делать большие фестивали, чтобы у них был, если хотите, выхлоп. Чтобы лауреатов увидели, заметили, прозвали куда-то, у них появилась аудитория, концерты, залы. А это самое главное.

Если этого нет, теряется смысл. Всё будет на уровне хобби и самодеятельности. Бояться медиамасс не надо. Это помогает. Человека слышат, у него появляются поклонники, они приходят на концерты, и это всё в сумме даёт человеку право заниматься любимым делом и зарабатывать какие-то деньги, жить. И он из самодеятельности постепенно превращается в профессионального человека, занимается своим делом, у него есть талант и он востребован. Вот и всё. Точка. Всё становится на свои места.

– Ваша песня «Сжигаю мосты» прочно вошла в репертуар Бичевской. Как рождалась эта песня и это сотрудничество?

– Это был примерно 1982-1983 годы. У меня появилась песня на стихи Юрия Левитанского. Как это было не помню. Либо это был сборник, либо кто-то из друзей мне дал стихи Левитанского. Я рано начал выступать с концертами. Меня звали. Я был самый-самый молодой. И вот однажды в общаге, на экономическом факультете университета раздаётся звонок. Меня из комнаты вызывают, переполох, шум. «Бичевская звонит!» - «Как Бичевская? Какая Бичевская? Может однофамилица?» – «Тебе звонит Бичевская, та, Жанна. Уже пятнадцать минут тебя ждёт». Беру трубку. – «Юрочка, здравствуйте. Это Жанна Бичевская». Я сразу узнаю её по голосу. - «Здравствуйте, Жанна». Заволновался безумно. Она говорит: «Вот у меня сейчас был большой тур по Болгарии, Польше. А потом у меня был Крым. Мне там ваши поклонники передали бабину (ещё были бабины тогда) и сказали, что есть такой мальчик из Челябинска Гарин Юра, который пишет гениальные песни. Я взяла бабину и отдала своему администратору. Она лежала там очень долго, несколько месяцев, потом мне администратор говорит: «Жанна, послушай обязательно». Он мне поставил эту запись, и я влюбилась в ваши песни... Я прошу у вас разрешения петь ваши песни». Представляете?! У меня даже ответа не было, как это сформулировать. Конечно, я был «за». Так всё и произошло. Она сначала взяла несколько песен, а потом ещё и сегодня поёт несколько из них. А через пару дней я получил от неё письмо. В красивом импортном конверте. Это в те времена.

Потом были кобзоны, боярские и пр., но при этом ни разу не писал песни для певца.

Звонят часто популярные люди: «Юрий, напишите мне романс или весёлую песню – у вас такие весёлые песни». Я отказываюсь, потому что никогда не писал и не пишу песен на заказ. Берут, да берут. Как поют – это уже отдельный разговор. Как правило, мне не нравится. Но схема такая.

– У Левитанского «Дымится бумага, чернеют листы» – вы же поёте «чернеет бумага, дымятся листы». Это ваша авторская фишка?

– Не помню. Видимо, да. Может, это связано с музыкой. Редко, когда пишу песни на чужие стихи. Бывает, если где-то ритмически чуть-чуть не подходит стихотворение, а песня – всё-таки песня, свои законы, я беру на себя ответственность и что-то переставляю. А может, это было не так: был рукописный вариант стихотворения с изменённым текстом.

– Благодаря вам ежегодно проводится в Приэльбрусье (5642 м) фестиваль в Чегете. Вы являетесь его главным продюсером сегодня. Как родилась идея проведения фестиваля?

– На лыжах я с семи лет. Был членом сборной города, чемпионом университета, пять лет выступал российских соревнованиях – занимался серьёзно, со всеми переломами и прочим. У меня и сейчас семья вся лыжная. Оба моих сына - лыжники. Младший сын поставлен на лыжи в три года. Так что горные лыжи пронёс через всю свою жизнь.

Шесть лет назад позвонили из Чегета, где знают и поют мои песни: песня «Монолог горнолыжника» достаточно известна в горнолыжных, альпинистских кругах, и позвали на концерт. Приехал. Естественно, покатался на лыжах, мы пообщались. И встал вопрос о фестивале. Они знали, что я занимаюсь и продюсированием подобных проектов и фестивалей и сделали предложение.

Но в первую очередь подкупили, конечно, лыжи. Мне показалось, что это будет очень важно, тем более Чегет - это всё-таки места Высоцкого и Визбора. Местные ребята, спасатели и руководство мне сделали такие подарки! Например, приезжаю на фестиваль, и они меня селят в номер, где жил Высоцкий. При этом ничего не говорят. Всю ночь ворочаюсь, у меня какая-то бессонница безумная. Просыпаюсь наутро, а мне говорят: «Юра, вы знаете, здесь жил Высоцкий и писал свои песни». Понимаете? Потом был номер Визбора...

Мне показалось, что это будет очень хорошо, если в Чегет привезу детей Высоцкого, Визбора - что уже сделал. И Говорухин… Там же «Вертикаль» снимали. Там намоленное место. В марте 2006 прошёл уже пятый фестиваль. Каждый год в начале марта мы проводим международный горнолыжный фестиваль «Чегет». Его уже знают в республике, уже ажиотаж вокруг него. Приезжают министры, пресса, лыжники, очень много известных бардов, актёров театра и кино, режиссёров, художников – известных людей. Но при этом не гламурных. Нормальных, правильных, наших. Неделю на фестивале концерты, концерты, соревнования.

У нас мысль соединения двух близких по духу культур – горных лыж и авторской песни. Они всегда каким-то странным образом шли рядом. Альпинизм, горные лыжи и барды. Это всегда было рядом. Видимо, это со времён ещё Визбора было заложено в 50-х годах. На следующий год в марте уже будет шестой фестиваль.

– Как проходит подбор участников и репертуара?

– В «Чегет» мы приглашаем всех, кто хочет, но попадают, к сожалению, не все. Потому что там ажиотаж, приезжает несколько тысяч людей: лыжников, альпинистов, фрирайдеров, досочников, бардов, артистов. В рамках фестиваля у нас идут творческие мастерские, которые ведут известные люди, концерты, прослушивания. Мы выбираем лауреатов. Но пафоса нет. Нет прослушивания целыми днями. У нас свободный стиль со всем, и в этом тоже. У нас есть и «Мисс горнолыжного мира» (сейчас хотим сделать и «Мистер горнолыжного мира») - шоу, которое идёт на ура. Вектор направлен в культурно-спортивную тематику, но при этом с сохранением жанра.

Просились суперзвёзды шоу-бизнеса, певцы, не буду их называть, но которых знают все. Сейчас же горные лыжи стали модными. «Вот мы приедем, бесплатно выступим, попоём…» Но я принципиально на втором фестивале принял решение, что у нас этого не будет. Потому что если мы будем делать это, то будет совершенно другое. Нет, если приедут эти люди, против них ничего не имею, то всё изменится, сломается вся канва фестиваля. Всё-таки там есть свой дух, свой пафос.

– Какое место музыка занимала в вашем детстве и юношестве?

– Я закончил музыкальную школу по классу виолончели, а по классу гитары – двор. По крайней мере, что я помню. Стишки у меня были ещё и в садике, но это я не беру во внимание. А песня авторская, если можно было так её тогда назвать, появилась ближе к 13-15 годам, так как в 15 лет уже стал лауреатом каких-то достаточно известных фестивалей. На сегодня у меня уже ближе к 700 песен. Это, естественно, ни о чём не говорит, но их много. Особенно их много было раньше. Сейчас как-то поменьше и получше.

А раньше меня очень сильно захватило, особенно первые знакомства. Меня по жизни вели несколько человек. Первый – это Сан Саныч Дольский, который меня заметил ещё мальчиком. Потом Городницкий, который очень сильно мне помогал.

Боря Вахнюк – уже попозже, когда мне было лет 19-20 обратил на меня пристальное внимание, очень много объяснял, я не понимал, обижался, он меня ругал. Мы с ним всё время встречались на каких-то фестивалях. Сначала я был как конкурсант, потом стал гостем, участником жюри. И у нас периодически с ним возникали творческие споры. А он был человек очень мотивированный и всегда меня если как не сына, а как какого-то друга близкого воспринимал. У него отношение было ко мне всегда ревнительное. Это были мои учителя. Они мне очень сильно помогли и ввели меня в этот круг.

– Какое ваши родители имели отношение к спорту, к музыке?

– По линии мамы у меня все очень музыкальные люди. Поющие и музицирующие - все абсолютно. Но по профессии они врачи-медики. Мой отец был военным. По линии папы у меня военно-инженерный народ. Фамилия же моя нашумевшая в России и других странах. Сейчас создан всемирный сайт фамилии Гарин и несколько лет назад меня туда любезно позвали. Среди Гариных есть и революционеры, много учёных, в том числе и Гарин-Михайловский, есть и французская ветвь, есть в Израиле и Америке. Были писатели, инженеры, учёные и военные.

Семья моя была музыкальной: всегда дома были компании, которые засиживались допоздна, песни. Люди не просто сидели и выпивали, а пели песни. Причём не сольные номера, а пели всё хором и разные песни: Галича, Бернеса, Вертинского, Окуджавы и Визбора. Я вырос в такой атмосфере. Я первый в семье, кто выбрал профессией музыку. Хотя у меня два немузыкальных образования.

И бабушка у меня пела прекрасно. Она была певицей. Они с тёткой моей в дуэте пели, как сёстры Берри - один в один. Великолепно. А моя мама и сейчас председатель совета ветеранов, ей уже, слава богу, за семьдесят, но она такой жизнерадостный человек и солистка хора. У неё уже правнуки, а она ходит на хор, руководит разными творческими коллективами. Родители передали мне это в какой-то степени.

– Ваша первая специальность электроника, затем экономика. Но всю жизнь вы посвятили песне и музыке. Почему вы учились на таких далёких от музыки специальностях? И почему не продолжили двигать науку, как многие исполнители авторской песни?

– Вначале я закончил физмат. У меня всё-таки была золотая медаль в физико-математической школе и было рвение. Старший сын Миша – в нём тоже это есть. А Максим, младший сын – более лирик. В жизни подростка, мальчика, юноши всегда важен момент компании. У меня получилось так, что все мои друзья хотя не были пай-мальчиками, но при этом все очень хорошо учились. Они автоматически пошли в этот институт, и я с ними за компанию. Но при этом всегда занимался музыкой на уровне самодеятельности. Когда закончил институт, было распределение. Поработал пару лет и понял, что это вообще не моё, скука. Плюс к этому начал ездить на концерты, фестивали и прочее, всё время отпрашивался, вынужден был брать какие-то дни без содержания.

Запыхался настолько, что понял – надо что-то делать. А поскольку в советские времена быть вольным художником нельзя было, а в дворники идти было неприлично, решил, что мне надо поступить на очное отделение. Я не готовился и решил подать на исторический факультет. А потом мне как-то понравилась публика с экономики, и я перевёлся на экономику. И поступил, хотя поступить на экономику было практически невозможно без родственников и блата. Этого у меня не было.

Дневное отделение мне дало возможность ездить на фестивали, писать песни, выступать с концертами. Потому что была некая свобода. На дневном отделении можно было что-то заранее сдать: сессию, зачёты. Учился всегда легко. Всё это мне позволило за пять лет учёбы, а потом год аспирантуры развиваться. Потом была перестройка, я после года аспирантуры распределился в Москву.

Это был 1988 год, когда о науке никто не говорил. У меня как раз родился первый сын, а тема моей диссертации была связана с коммунистическим способом производства. Это всё рухнуло в один день. Если бы был физиком, химиком или историком, то можно было переквалифицироваться. Но тема моей работы была «Бригадный подряд». Какие бригады в 1989 году? Хотя можно было как-то ассимилироваться, что-то изменить, переделать, но я решил, что надо что-то поменять. К тому же появился шанс стать вольным художником - заниматься любимым делом не на уровне хобби, а профессионально. И с 1989 года существую как композитор, поэт, продюсер, аранжировщик и т.д.

Так что жизнь сама разворачивает, если ты хочешь и много работаешь. Она тебе обязательно даст шанс.

– Новое направление вашего творчества – сотрудничество с известным художником Сергеем Радюком. Как появился этот проект?

– Наше совместное шоу называется “Face-to-face”, «Лицом к лицу». Мы сделали проект, который получился сам собой. Серёжа любит мои песни, часто мне звонил и говорил: «Юрка, я послушал твои песни, и у меня появилась картина!» Как-то получилось, что однажды нас позвали в одно vip-заведение, куда я пригласил и Серёжу. Мы с ним прилюдно делали следующее: я пел два часа, а он писал холст. Всем это очень понравилось, и с тех пор мы время от времени делаем этот перформанс.

В последнее время нас зовут часто. Мы не успеваем по времени. Зовут и в Европу, и в Америку, в Австралию с этим шоу.

Получается, что на глазах у публики рождается холст, в контексте пропитанный песенной, поэтической энергией художника и, что самое главное - энергией зала. Мы показываем этот процесс – мазок, кисть – на экране с камерой. Чтобы каждый видел, если даже он сидит на последнем ряду, как всё это происходит. Они слышат, думают и видят. Вот такое ноу-хау.

И сейчас я лечу в Швейцарию, где у меня три концерта и один из них “Face-to-face” с Серёжей. У него сейчас выставка во Франции. Я позвал его, и он приедет в ноябре в город Саас-Фе. В январе делаем подобное во Франции - Леон, Париж, Шумани. На майские дни - в Австрии. В 2006 году не получилось там из-за моего насыщенного графика.

– Когда появилась песня «Здравствуйте, люди»? Сколько редактур со дня написания выдержал этот текст?

– Вообще ни слова не менял. Написана была примерно в 1982-1985 годах, когда был студентом. Написал её потому, что понял, что у меня все характерные песни, драматургические, какая-то история, судьба. Как с моими песнями выступать в сборных концертах? Мы очень много на них выступаем: Городницкий, Егоров, Кукин и др., и на них поёшь 2-3 песни. Городницкому легко – есть «Атланты», Митяев – «Как здорово», Кукин – «За туманом». Это романтические песни, ясные и понятные без всяких поэтических фиоритур. И я решил – мне надо написать такую песню. Честно признаюсь: это был такой шаг, мне нужна была такая песня, чтобы вышел, спел её как некую визитную карточку. Я сел и написал её.

Сегодня и фестивали этой песней называют, какие-то фонды, фильмы, пишут картины.

По поводу редактуры. Однажды, в середине девяностых, мне звонят с ОРТ или с НТВ – неважно: «Юрий, у вас такая замечательная песня «Здравствуйте, люди». У нас будет такая программа. Мы хотим взять вашу песню. Вы не против?». – «Нет, не против» - «Но у нас два условия. Надо переделать слова у этой песни». - «В смысле?» - «Надо переделать». – «Почему?» - «Ну, как? Глядите: «Здравствуйте, люди, мои дорогие. Умные, добрые,…» видите, как замечательно? «честные,…» - прекрасно. И «злые…» Ну как так? Уберите злые». И что-то ещё подобное. Это звонил главный редактор, известный… - «Я ничего переделывать не буду». –«Нет, вы всё-таки подумайте! Это такой шанс»…

Эта песня как была написана, так и по сей день звучит. Хотя временами возвращаюсь к каким-то песням и что-то меняю. Одно слово или фразу. «Здравствуйте, люди» - нет. Вижу там массу и стилистических и других ошибок. Но это визитка, и в ней не надо ничего менять. Её знают, поют. В ней не меняю ничего. Есть такие вещи, выходят новые диски, где серьёзно редактирую материал, потому что время изменилось, как и я. И песня должна тоже измениться. Но «Здравствуйте, люди», не трогаю.

Мне даже рассказывали, что в одном детдоме с помощью этой песни исправляют дефекты речи у детей. В песне много «шипящих». Бог с ней. Многие мои песни уже давно живут своей независимой жизнью. Они уже, как бы, не мои,- народные.

– Самое памятное для вас исполнение песни «Ханума»?

– Это было в Тунисе года два назад. Меня туда позвали выступать и сделали сюрприз: за месяц послали туда фонограмму с «Ханумой», и местный огромный президентский национальный ансамбль с оркестром и танцами выучили эту песню и на открытие огромного фестиваля, где я пел её. Они облачили меня в накидку, одели цилиндрическую шапочку, и я пел с ними «Хануму» - они знали все слова. А в Японии был сюрприз с песней «Здравствуйте, люди». Японская часть зала у меня вдруг запела хором «Здравствуйте, люди». Эту песню по-русски выучить сложно, а вот они пели. Это бывает и приятно.

В Афинах пел в знаменитом цирке Парфенона, без микрофона. Он там и не нужен, слышно все идеально.

В Брюсселе у меня был концерт в знаменитой Галерее Искусств.

Пел и на высоте более 5 тысяч метров на пограничной заставе в Тянь-Шане (почти без кислорода!!!).

Даже в подводной лодке выступал, не говоря уже, о пароходах,  поездах, самолетах, кабаках и тюрьмах.

Много всякого интересного бывает, есть что вспомнить.

В общем, выступал там, где ни разу «не выступала» нога человека!!!.

– В конце июня вы выступали в Храме Христа-Спасителя?

– Я там выступаю раза два в году. У них сейчас великолепный, шикарный концертный зал и звук. Там не то, чтобы сольные мои вечера – проходят всевозможные конгрессы, общественные молодёжные и студенческие мероприятия. Они меня всегда зовут. Естественно, «Хануму» там не споёшь, но пою лирические песни, и более мажорные. Последний раз пел «Лето», «Здравствуйте, люди», которую обязательно просят, «Мы не виделись сто лет» и ещё что-то.

– Ваши пожелания всем любителям авторской песни в городе Бийске Алтайского края?

– Алтайский край – замечательная, легендарная земля. Я знаю многих сибирских авторов ещё по Челябинску, это был кладезь талантов. Масса имён с Алтая вышло, в том числе и бардовских имён. Желаю вам найти себя и оставаться таким всегда. Мир перевернулся и изменился. Ценности, которые несёт авторская песня, к сожалению, сегодня не очень-то востребованы. Наша миссия - как раз пронести эти ценности по жизни и передать другим людям. Желаю новых песен и быть услышанным. А в контексте нашего мира чистогана быть востребованным. Востребованность – два в одном. Ты услышан, и ты можешь заниматься творчеством независимо ни от кого, можешь прокормить себя и свою семью. Мы слушаем музыку, а музыка слушает нас!

Что есть счастье? Это когда твоё хобби и твоя профессия совпадают. Счастья вам! Увидимся. Ваш Юрий Гарин.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru