Туризм / Алтай / РИФформа
/ Музыканты МАКСИМ ДУНАЕВСКИЙ:«ЭТО
ПРОСТО ОГРОМНЫЙ СГОВОР»...
|
|
||||||
Евгений Гаврилов: – Максим
Исаакович, вы только что закончили сведение музыки к новому фильму про
мушкетёров. Несколько слов об этой работе. Максим Дунаевский: – Для меня не было никакого выбора, никакой альтернативы.
Потому что не приходило в голову ни режиссёру, ни продюсеру, чтобы кого-то
другого взять на эту работу. Даже если бы мне не понравился сценарий, то всё
равно я был обречён работать в этой компании. Но, к счастью, и сценарий
великолепный, и новые молодые актёры, которые участвовали во главе с Антоном
Макарским, Дмитрием Нагиевым. Оправдали моё доверие и другие молодые хорошие
актёры. И, конечно, старая гвардия: режиссёр, актёры, во главе с Михаилом
Боярским. Всё в этой картине, мне кажется, получилось, и думаю, что она будет
иметь успешный прокат. – Что вам помогало в работе? –
Мне помогали талантливые люди, которые находились рядом. Думаю, что в этой
картине есть находки, есть несколько удачно написанных песен, всего их там
десять. После проката будет телевизионная версия картины, будут выпущены,
конечно, CD и DVD. Мы рассчитываем на успех. Всё
было достаточно интересным, каждый момент запоминаемый – встречи и работа с
поэтом и режиссёрами, с актёрами, запись музыки. Сейчас у нас происходит сведение
записанной музыки на «Мосфильме». Каждый день приносит какие-то сюрпризы,
огорчения, радости. Впервые
в этой картине работал с Антоном Макарским. Удостоверился, что это очень
талантливый певец, музыкант и замечательный актёр. Без всяких фанаберий, звёздности,
присущих, к сожалению, многим нашим актёрам и певцам, которым, прежде всего,
надо учиться. Учиться упорно и много. И это главное, что могу сказать всем,
кто собирается стать известным сегодня или, в крайнем случае, завтра. – Чем отличается общение с
профессионалом и представителем «шоу-бизнеса»? –
В шоу-бизнесе у нас на самом деле очень мало профессионалов. Очень мало. И
поэтому работа с настоящими профи отличается примерно так же, как езда на
«Жигулях» и на последней марке «Мерседеса». – Что бы сказали о музыке, которую
слушает сегодня рядовой слушатель? –
Это просто огромный сговор. Может быть, он не столь осознанный, но выглядит
как сговор директоров радиоканалов, телевидения, всех средств пропаганды,
совместно с продюсерами. Просто невероятное опущение людей и вкуса до
плинтуса! Это плинтусное искусство. И это даже искусством назвать нельзя.
Плинтусное по словам, по музыке, по исполнительству и т.д. – Как вы считаете, что необходимо для
перемены ситуации? –
Думаю, ничего для этого не надо, кроме одного – повысить уровень и постепенно
убрать с арены людей, которые заведомо ради денег, ради какого-то жуткого
обмана пытаются оглупить, одурачить толпы людей. Это им, к сожалению, удаётся. Но
это я уже на своём опыте знаю, как это происходило в 70-е годы. Там было
другое оглупление при помощи советской массовой патриотической песни. Кроме
неё ничего не существовало, и всё остальное было запрещено. Это другой вид
оглупления. Когда молодые я, Рыбников, Гена Гладков, конечно, Тухманов,
другие композиторы писали, абсолютно не ориентируясь на эту глупость и
тупость, пробивая иногда лбами эти специальные препоны, которые ставились на
пути хорошей западной, по их терминологии «западнической», музыки в пику той
советской тупости, которая преобладала. И
наша музыка нравилась людям. Возьмите те песни, которые были написаны мною в
80-е годы, или Рыбниковым, или Тухмановым. Это не были так называемые
патриотические песни. Это были совсем другие песни. Они же нравились. Люди их
подхватили. Стали же хитами такие песни, как «Ах, этот вечер» или «Ветер
перемен», или другие, которые совершенно не сообразовывались с той смысловой
и музыкальной тупостью, которую пели на большой официальной эстраде. Так
же, думаю, и сегодня. Достаточно появиться нормальной, хорошей в большом
количестве музыке, которую будут пропагандировать по ТВ и радио, как всё
изменится. Народ достаточно податлив. Да, он не воспитан, но он податлив. Эти
люди на 100% заменили те советские худсоветы, редсоветы и цензуру, которые
были в советское время. Просто заменили собой, повернув на 180 градусов. – В одном интервью вы сказали, что
худсоветы необходимы сегодня. Какие они должны быть? –
Никакой цензуры на самом деле не должно быть. Это не цензура, а
профессиональный совет, который существует в любой телевизионной корпорации в
мире, на радио. Везде они существуют. Но мы же всё, как всегда: сначала
поломаем к чёртовой матери и ничего взамен не создадим. Они везде существуют.
Существуют ответственные люди, всяческие советы, художественные советы. Везде:
в театрах и на ТВ. Они существуют и в Америке. И к ним очень прислушиваются.
И никакой генеральный продюсер-самодур никогда не пойдёт против них. Потому
что он доверяет профессионалам. В
советское время худсоветы были рождены советским пониманием, советской
цензурой. А если они рождены чисто профессиональным отношением – совсем
другое. – На фильм «Д’Артаньян и три
мушкетёра» вами был выбран молодой полтавский коллектив «Крайяне». Как
состоялся этот выбор? –
Это был не случайный выбор. Это был очень профессиональный коллектив, который
мне нравился. Не было другого свободного коллектива, который согласился бы
работать 2-3 месяца над фильмом. «Весёлые ребята»? «Самоцветы»? Это было
абсолютно советское порождение. А «Крайяне» были ребятами, которые отличались
другим подходом. Мне дали их послушать. У меня был помощник, дирижёр и
аранжировщик, с которыми работал. Он их нашёл, он занимался поиском. Это
вопрос селекции. – Что бы вы сказали о мелодике песни?
Можно сказать, что сегодня сделан шаг назад, чтобы потом сделать два шага
вперёд? –
Это не два шага назад и не два шага вперёд. Это всё порождение компьютера.
Ибо самодеятельность, о которой мы с вами говорили, которая работает в
основном в жанре, полностью погружена в компьютерную технику, голова и талант
принимают там небольшое участие. Всё просчитывается в цифре, а не в таланте,
не в каких-то эмпирических вещах, в которых творчество обязательно должно
находиться, даже если оно преследует цели коммерческие. Всё равно. И
это не даст никакого импульса, пока не появятся люди, которым дадут
возможность делать это профессионально. Такие люди есть, просто им не дают
возможности работать. Они не нужны. Это
зависит опять же от той группки людей, которые захватили этот рынок сегодня.
Вот и всё. Это не происходит ни в Америке, ни в Европе. Там, естественно,
масса шлака. И он должен быть. Но и сколько прекрасных мелодичных вещей,
сколько замечательных исполнителей! Никакой фанеры, все работают с живыми
ансамблями, живыми оркестрами. – Максим Исаакович, какие формы музыкальной
драматургии вам ближе всего? –
Театр и кино. – Что вы находите для себя в обращении
к большим формам? –
Я никакой грани для себя не провожу. Для меня, что написать песню или мюзикльный
номер, или музыку к фильму, или кантату, которую недавно исполняли – «Радуйся
солнцу» в День славянской культуры и словесности, ежегодный праздник. Для
меня это абсолютно идентичные вещи. Я остаюсь самим собой и спокойно перехожу
из жанра в жанр. Просто
это вопрос, как звёзды сошлись. Сегодня захотелось и понадобилось не только
мне, а ещё и кому-то – создать такую кантату, а завтра – кино, а послезавтра,
возможно, – симфонию. Хотя вряд ли. Чисто к абстрактному симфоническому жанру
не очень тяготею. Хотя, опять же, как сложатся звёзды. Вот Рыбников написал
недавно симфонию. Всё
бывает гораздо более приземлено. Один главный режиссёр давно меня просит
написать балет для его театра. Даже не столько он, сколько его помощник –
главный балетмейстер театра. Вот так, может быть, и родится идея. Пока
три-четыре года этого не сделал. Может, на пятом году найду какой-нибудь
сюжет, снова встречусь с ними, или снова они меня подтолкнут на это, и напишу
балет. – Такая ли она лёгкая «лёгкая» музыка? –
Для меня она не лёгкая. Как она может быть лёгкой? Она лёгкая для тех, кто
сидит за компьютером и устраивает «Фабрику звёзд». Это да. Это ремесло. Это
как тачать ботинки, делать посуду, крутить гончарный круг. А настоящее
творчество – это, конечно, совсем другое. – Как творческий человек может идти в
ногу со временем? Что может ему помочь? –
Ничего. Это абсолютный эмпиризм. Ощущение, воздух, эфир – не знаю. Ничего.
Многие считают, что надо много слушать разной музыки, всё в себя впитывать,
перерабатывать. А на самом деле есть люди, которые ничего не слышали и не
знают, а пишут гениальный роман. И спрашивают, как можно написать в 17 лет
гениальный роман, если у тебя нет никакого опыта жизни? Вот откуда это всё
взялось? Оттуда! Из воздуха. Если
бы люди знали – как, то все этим бы занимались. – Время или место определяет
нахождение непорядочных людей, которые, как вы сказали, зачастую вас
окружают? –
Во-первых, не только меня. Всех. Есть люди, которые говорят: «О! Вокруг меня
только добрые и замечательные люди. Мне так повезло в жизни». Чушь собачья!
Их в равной степени: 50 на 50. И плохих, и хороших. Как и в себе самом. 50 на
50. – Есть ли у вас сегодня люди, на
которых вполне можно положиться? –
Есть, конечно, ближайшие друзья, которые не подводят, не подводили и не подведут
никогда. – Вы сказали, что индивидуалист, но
любите работать с командой. Что вашей индивидуальности приносит работа в
команде? –
Я как раз не индивидуалист, а командный игрок. Просто то, чем я занимаюсь,
требует уединения, какой-то индивидуальной работы над собой, аккумуляции,
частенько уйти от всех и сосредоточиться на какое-то время. Творческий
процесс, можно сказать, – какое-то рождение, а дальше происходит
производство. Сам результат работы, непосредственный процесс производства
чего-то, – вот здесь я командный человек. Люблю,
чтобы всё делали профессионалы. Если человек лучше меня аранжирует, он должен
этим заниматься. Если лучше меня поёт, то, конечно же, он должен петь.
Никогда, как видите, не запел, в отличие от многих композиторов, которые
заверещали своими дикими голосами. И никогда этого делать не буду. Если
звукорежиссёр знает, как это делать, я не сяду за пульт и не буду записывать
музыку. И так далее. Могу
писать стихи, но считаю, что есть много людей, которые делают это намного лучше,
чем я. Поэтому это будут делать они. У
меня есть определённые пристрастия в музыке. Моё пристрастие – кино и театр,
а остальное – по мере поступления, надобности. – Почему пассивность в любом виде
раздражает активного творческого человека? –
Во-первых, творческий человек не может быть пассивным. Это изначально, такого
не может быть. Творческий человек должен фонтанировать. Если он не
фонтанирует, то, значит, он либо не правильно назван творческим человеком,
либо он находится совершенно в другой области. Активность какая? Я не имею в
виду холерический темперамент, чтобы человек бесконечно мучил своими идеями.
Это тоже ужасно! Всё должно быть в меру. Пассивность
не играет на руку творчеству – это точно. – Один из самых ваших любимых фильмов «Мэри
Поппинс»? –
Во всяком случае – один из любимых. К этой же категории могу отнести и «Три
мушкетёра» и новое «Возвращение мушкетёров», которое мне доставляет огромное
удовольствие. Ещё был фильм «Карнавал»… Просто
я бы сказал, что «Мэри Поппинс» - наиболее гармоничная работа. Пиковая моя
работа, где сошлись максимально, имели отражение все мои устремления,
музыкальные идеи. Вот и всё. – Он родился из мюзикла? –
Наоборот. Мюзикл родился из фильма. Он до сих пор идёт в Санкт-Петербурге и
сейчас ставится в Москве. – Можно сказать, что мюзикл – для
больших городов, а музыкальные фильмы – для провинции? –
Просто не пришло время. Будут ещё возить мюзиклы. Их слишком мало, они
слишком дорогие. Неоправданно дорогие. Но будут возить, как любые антрепризы.
Вот поставить в малых городах – тяжело. Для этого нужны площадки, технологии,
деньги, соответствующие актёры и т.д. Но привезти, месяц погастролировать или
сколько необходимо. Думаю, что это вполне возможно. В
Америке практикуется другой вид. Лицензия. Набирается труппа. Например,
Барнаул желает иметь «Мэри Поппинс». Он набирает специальную труппу, это
спектакль поющих и играющих актёров, детей, берёт хорошего балетмейстера.
Нанимает хорошего режиссёра, ставят в театре или перестраивает театр, который
есть, как это делается во всём мире под определённые мюзиклы. Тратятся на это
серьёзные деньги, и, допустим, один спектакль играется год-два, пока его все
не посмотрят по два раза. А потом снимается и ставится другой. Все актёры,
труппа распускаются и всё. Но
для этого мы должны иметь такие же условия, как в Америке. Чтобы в Техасе
было так же хорошо, как в Нью-Йорке, в Нью-Йорке, как в Лос-Анджелесе, а в
Огайо был такой же уровень жизни, как в Сан-Франциско. Для этого у нас ещё не
созрели условия. Чисто по уровню жизни, нет среднего класса, который как раз
эти вопросы и должен решать. – А пока музыкальные фильмы более
информативны. –
Но опять же для этого в городах провинции должны быть не один, а несколько
наисовременнейших кинотеатров, настоящих, мультиплексных, Doulbe Stereo
surround эффектами, с большим экраном, с цифровой техникой. Вот тогда может
быть. Если это есть, то будет и второе тоже. – Есть ли связь спорта и искусства для
вас? –
Очень большая. Считаю, что человек может заниматься спортом, пока он болеет,
пока он играет сам. Вот сейчас идёт футбол, и я хочу быстрее закончить
разговор и погрузиться в него, хотя играет не наша команда. Если бы наша, то
наше интервью не состоялось бы. Спорт – это жизнь, энергетика, и без этого
жить нельзя. – Ваши пожелания всем любителям
хорошей музыки на Алтае? –
Будьте бодрыми в жизни и слушайте по возможности хорошую музыку. Понимаю, как
это трудно, сколько соблазнов, сколько гадости льётся с экранов и
радиоприёмников, очень трудно разобраться. Но, тем не менее, пытайтесь,
дорогие друзья, это делать! |
|||||||
Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено |