Туризм / Алтай / РИФформа / Другие знаменитости

НАТАЛЬЯ ТОЛСТАЯ:

«Я БЫЛА В ДЕРЕВНЕ, КАК ИНОПЛАНЕТЯНКА»...

Специальное интервью для Алтайского края [9 декабря 2006 г.]

Евгений Гаврилов: – Наталья Владимировна, ваша книга о мужских изменах достаточно известна. Вы готовите к выпуску новую книгу? О чём она? Долго ли вам пришлось над ней работать?

Наталья Толстая: – Над первой книгой я работала больше трёх лет. Вторая книга ещё пишется. Она для женщин, которые встречаются или с женатыми мужчинами или при наличии мужа имеют любимого человека. Это книга  для женщин, которым труднее всего. Для тех, кому приходится ждать. Эта книга для любовниц, а может быть, для по-настоящему любимых женщин. Я хочу написать её для того, чтобы сохранить дом. Я начала эту тему в первой книге, но хочу её развить, расширить, сделать большой. Как сделать так, чтобы не было измен? Как ухаживать за детками? Немножко под другим углом, начиная от того, как это делали наши предки, и приходя к сегодняшнему дню. Как мужчина и женщина следили за тем, чтобы любить друг друга дольше. Хочется немножко углубиться в эту тему, потому что она «кричащая».

– Почему тема про мужские измены показалась вам наиболее актуальной и потребовалось её особо выделить в отличие от измены как таковой?

– Когда я работаю, ко мне в день приходят на приём от двух до пяти человек. Если взять всех людей, приходящих на приём, то приблизительно каждый третий, и я написала об этом в книге, не уверен в партнёре. Проверяем ли, настораживаемся ли, чего-то боимся, злимся на партнёра, испытываем самого близкого, нужного нам человека, и сами заводимся до такой степени, что превращаемся в неуверенных людей. Если взять измены, то в одну книгу это просто невозможно вместить. Я буду расширять эту тему, она очень глубокая, большая. Я пытаюсь рассмотреть самые ходовые ситуации с разных ракурсов. Как об этом думает мужчина? Как об этом думает женщина? Как из этой ситуации выходили? Вот это, это и это. С разным уровнем интеллекта, с разным социальным положением, разного возраста, с разным мировоззрением.

– Когда вы впервые решились написать книгу? Что послужило причиной для написания первой книги? Были ли трудности в её написании?

– Трудностей не было. Книжка сама меня писала. Она меня поднимала. А как началось? Я была частым гостем в программе «Сексуальная революция» и «Зеркало жизни», в телевизионном «Дамском клубе». Выхожу в эфир консультантом в программах «Принцип домино», «Город женщин», у Лолы, у Малахова, на втором канале. И однажды меня увидели в эфире и заказали книгу. Вначале сотрудничала с издательством «Феникс», а потом меня увидели в эфире представители издательства «ЭКСМО» и предложили очень выгодные условия. В этом издательстве и была издана книга.

– Много ли времени сегодня вы посвящаете написанию книги?

– Иногда она пишется каждый день, когда-то каждый час, и другим просто невозможно заниматься. Иногда бывают провалы в неделю. Ходишь и думаешь, думаешь, думаешь.

У меня очень интересно было. Я рассматривала тему, что делать любовнице, когда она узнает, что погиб или умер любимый человек. Как ей себя вести, если у него есть жена и она скорбит и хоронит его. Нужно ли ей идти на похороны? Как ей себя вести? Как ей сохранить свою семью, если она у неё есть? Вот для того, чтобы этот мужчина у меня умер, я  две недели болела, плакала, переживала. Здесь не художественная литература – психология, истории у меня не вымышленные. Бывает их несколько: пять или шесть тем, которые объединены в одну - для того чтобы дать верный совет или проанализировать с разных сторон. Я не могла его похоронить, даже хотела извиниться перед читателем и сказать, что хотела бы написать об этом. Давайте, вам посоветую, но рассказать именно историю не могу, мне очень тяжело и не получается. А потом – раз! – и получилось.

Я не давила себя, ничего не делала насильно. Именно так. Всё, что пишется – пишется. Что не получается, отставляю, тема может пролежать очень много дней, и потом сама продолжается или нет.

– Вы пишите ещё и стихи. О чём эти стихи и есть ли в планах их публикация?

– Стихи тоже приходят сами. Они, наверное, не стоят того, чтобы их показывать, это эмоциональный выплеск. Какие-то маленькие кусочки я бы напечатала, но я показывала свои стихи некоторым людям, и определили, что они или очень ярко эмоциональны, или слишком женские. Наверное, я не умею писать стихи. Хотя некоторым людям они очень нравятся. Мои стихи о их межличностных отношениях, какие-то размышления о дороге, о смысле жизни – как у всех, наверное.

– Нужна ли сегодня поэзия в жизни общества?

– Поэзия – это как дыхание. Я люблю поэзию, много её читаю, ещё спрашиваю у людей, мнение которых для меня очень важно. Спрашиваю, что они любят. Если нет стихов в жизни, то люди не так остро чувствуют. Тот, кто писал, он не мог не  писать. Я имею в виду не графоманов с «любовь-морковь-кровь», которые поставляют слова и пытаются написать грамотно. И, наверное, я хочу свои стихи показать, но мне сказали, что они не соответствуют законам.

Хотя и книга моя вся написана вопреки, на «ты». Я считала, что невозможно написать книгу на «ты». Мы приходим в Божий храм и читаем молитву «Отче наш, да святится имя твоё…» У меня сидит собеседник или читает книгу собеседница. Какое «вы», когда у неё большое горе – супруг уходит. Какое «вы», когда нужно добраться до самого внутреннего или успокоить её или потрясти её за плечи и сказать: «Стой, стой, стой! Нет. Остановись!» Нельзя тракторной подошвой, нельзя овалью по душе. Как я могу сделать это на «вы»? Мне выбралось так. Судей-то нет. А судьи кто? Да, есть законы всего. Но каждому хочется донести свою мысль по-своему, как я хочу это сказать.

Если ты что-то делаешь, то оно должно быть совершенным. Без стихов, без вдохновения, без красок нельзя. Я же ещё и вышиваю, и вышивка тоже, как и книга, поднимает. Спишь? Вставай, иди, делай! Оно само заставляет делать.

– Вы профессионально вышиваете иконы. Когда впервые вы увлеклись этим столь оригинальным творчеством? Кто научил, каковы любимые мотивы вышивания?

– Я жила в шахтёрском посёлке в Белокалитвинском районе Ростовской области. И однажды в восьмом классе встала ночью и на белом листе нарисовала бабочку. А затем, 8-10 классы и два курса института, я вышивала бабочек. Они были сами по себе. Каждую проклеивала, вышивала гладью, шёлком. На материалах, которым было по двести лет: кусок бархата из сундука, который обшивался, вышивался микроскопическими иголочками, проволокой, на клею, на каких-то основах. Вырезала, и они жили своей жизнью.

Однажды, тоже ночью, взяла коробочку с этими бабочками и стала к каждой из них делать фон. Это заняло ещё год, и теперь каждая бабочка сидела на отдельном фоне со своей подачей, и к каждой у меня было своё стихотворение.

В день рождения, усталая, после того, как разошлись гости, я решила сделать огромную картину. У меня не было большого куска ткани, и я его сострочила. На протяжении восьми лет делала полотно 1,5 х 2,5 м, на котором была Жар-птица. На работу ушло около 148 флаконов лака для ногтей, очень много катушек ниток, натуральные камни, кожа, мех, какие-то тряпочки. Когда картина была закончена, она всё время висела дома, и я никогда никому её не показывала.

А однажды кто-то пришёл ко мне домой и спросил: «А это люди видели вообще?» - «Нет, я никому не показываю». В Ростове была выставка в Публичной библиотеке. Там меня увидели люди из Донской палаты искусства ремёсел. Именно там я получила звание «Заслуженного мастера народного творчества».

Приехав в Москву, эту птицу и бабочек увидели на ВДНХ. Меня как-то нашли, я никогда не билась, не просилась, чтобы показали моё творчество, никогда за это не платила. Люди позвонили и сказали: «У нас будет выставка «Мировая женщина. Формула успеха». Не хотели бы вы показать другую грань своей жизни, свои краски?» – «С удовольствием». Я участвовала в двух выставках ВДНХ, и они даже мне выдали золотую медаль ВДНХ, диплом.

А иконы… Они пришли следующим этапом.

Однажды я купила бумажный календарь на рынке за 5 рублей, пришла домой, а повесить его некуда. У меня очень красивый ремонт, и по дизайну этот календарь, а он был очень большой, не очень соответствовал интерьеру. А очень хотелось. Думала, думала и нашла выход. Встала, наклеила этот  календарь на картон, вырезала аккуратно лик и руки и всё, что является бумажным окладом, под оклад подложила тряпочку и через бумагу, бусинка к бусинке повторила весь оклад.

Во время поста набралась смелости и сама нарисовала лик и руки. И оклад наложила на рисунок. Освятила её. Так стала жить моя первая икона. В церкви хорошо отнеслись к моей работе. Улыбаются люди, если в жизни есть добро.

Мне попалась в руки старинная книга, достаточно редкая, антикварная, за неё просили очень много денег, где-то 30-40 тысяч долларов. Сумма огромная: чтобы её купить, у меня просто не было денег. Я попросила книгу на ночь, на неё посмотреть. В этой книге были гравюры, иллюстрации очень редких-редких икон. Но мне помог супруг – он отсканировал эти иллюстрации. И потом из разных стран я везла песок, какие-то камушки: из Сингапура, Индонезии, Индии, Китая, Германии, Голландии, какие-то маленькие спичечные коробки с землёй, какие-то бусинки. И потом зубочисткой (это очень мелкая работа) я выкладывала на бумаге то же самое, но только из камней, песка.

Есть картины, вышитые крестом, есть гладью, бусинками. Оно делается само. Я не могу сказать, какая работа будет следующей, как и о том, о чём я буду писать. У меня нет плана. Знаю, что так нельзя писать книги: нужен синопсис, как-то рассказать о чём. О чём книга, приблизительно могу рассказать, но как её писать, не могу определить.

– Для чего вам необходима вышивка?

– Можно сказать, что вышивка – это та же психотерапия. Но только её придумали 300-400 лет назад. Представляете: мужчина уходил на войну, а женщине нужно было воспитывать деток, ждать его, каким-то образом не сойти с ума, иметь в себе силы дождаться его и улыбнуться, когда он вернётся. И сейчас в XXI веке, когда мужчина задерживается на работе, это не значит, что, если он опоздал на пару часов, нужно на него кричать, нервничать. Для того чтобы этого не произошло, нужно просто взять вышивку, сесть и складывать крестик к крестику. Мне это очень помогает. Это своего рода русская медитация. Он пришёл, а ты улыбаешься, вместо того чтобы кричать. Ребёнка так проще учить добру. Ты вышиваешь и рассказываешь, и она садится, какого-нибудь петушка творит. Пусть он невзрачный на вид, но это лучше, если бы я несколько раз об этом рассказала.

– За какую работу была присуждена золотая медаль ВДНХ? Чем отличалась эта работа? Что удалось в ней реализовать?

– Эта «Птица», которую я делала восемь лет. Восемь лет одну  и ту же картину. Она на огромном подрамнике. И для того чтобы пришить одну бусину, нужно проколоть полотно с одной стороны, обойти его, вытащить с другой стороны иголку, снова проколоть полотно с той стороны, снова обойти и с противоположной стороны вытащить. Чтобы пришить одну бусину, я обходила картину дважды. А она 2,5х1,5. Представляете, какой труд?! И это было в удовольствие.

Никогда не надо себя заставлять довязывать свитер, чтобы он не лежал. Лучше положить его в ящик – пусть лежит год. Но так, чтобы потом взять этот свитер и он был довязан так, чтобы не стыдно было вывернуть, чтобы не кулёмать, не заканчивать быстрее. Чтобы он светился энергетикой. Иначе нет смысла заниматься творчеством. То, что через силу, вымучено трудом – это не творчество, этого не надо. Только вдохновение.

– Наталья Владимировна, среди ваших любимых авторов - Пушкин, Высоцкий, Булгаков… Какая литература и поэзия вас более всего привлекает, по душе?

– Всё, что заставляет удивиться. Много всякой литературы. Одну книгу закроешь и не знаешь, зачем её автор писал. Я её не поняла. А иногда закрываешь книгу и не можешь её закрыть. Когда стихотворение или книга, театр, картинка вдруг перехватывает дыхание, ты понимаешь, что человек делал это для тебя.

Я читаю разную литературу, разных эпох, стран, авторов. Ищу всё время, чтобы кто-то взял ложку и покопался у меня в голове, перемешал всё, чтобы всё время не было застоя.

В литературе ищу эмоций, впечатлений, того, кто может донести до меня свои впечатления или размышления: Толстой ли это, Булгаков, величайший Пушкин – спасибо им большое! Я знаю, сколько это занимает времени, как это писалось. Иногда даже вижу это. Выискиваю эмоциональную литературу, которая тронет меня, заставит думать или чувствовать, плакать, смеяться, а не просто так, пустое времяпрепровождение. Я не читаю шесть книг одновременно, хотя их может у меня лежать много в разных местах. Обычно беру книгу, и она меня или схватывает или я говорю: «Ну, не поняла». Или не расстанусь, пока не закончу.

– Вы закончили профессиональную школу телерадиокомпании «Останкино». Зачем она вам была необходима? Какие навыки приобрели?

– Я приехала в Москву из Ростова-на-Дону. Там я заканчивала медицинский институт, ординатуру. Там у меня живёт мама. Папы теперь нет. Там местность располагает к одному ведению беседы, к работе, там определённое отличие, ударение, люди по определённому выговаривают слова. Ты сидишь на той земле, на которой сидишь, и ты говоришь, как привыкаешь. А когда пришлось приехать в Москву, то увидела один язык, второй, третий и увидела себя со стороны. Я захотела стать лучше. Человеку никогда не поздно учиться. Хочется соответствовать людям, с которыми приходится общаться. Не надо «пытать калёным железом» клиента, который у меня очень элитарный. Я работаю с актёрами, политиками, спортсменами. Так как работа психотерапевта подразумевает тайну работы, то я не при каких условиях не буду печатать фотографии с людьми, с которыми работаю, писать, какие болезни у моих клиентов, говорить о их проблемах.

Да, в первой книге есть истории людей очень известных, но им не нужно светиться, им не нужна слава, не нужна репутация, основанная на чисто победах и на чисто поражениях. Это неправильно: печатать фотографии с кем-то. Одно дело - съёмка и ты говоришь с человеком, просто вы вместе попали в кадр, а другое дело - хвастаться тем, что ты с кем-то стоишь на фотографии – не годится.

Именно эти люди стимулировали к тому, чтобы, уважая их, я решила совершенствовать свой язык. Я пошла в «Останкино» для того, чтобы правильно ставить ударения, для того, чтобы верно расставить интонации, чтобы соответствовать своим клиентам, говорить на их языке, на их уровне. «Останкино» – это замечательная школа, которая учит не бояться камеры, знать, какой у тебя правильный профиль, когда ты сидишь в эфире.

Ты пришла совершенствоваться – я так считаю. Если делаешь что-то – делай это хорошо. Это одна часть моей работы, эфирная работа, консультирование и радиоэфир. Если ты не умеешь этого делать – нужно учиться. Или не делать. Если человек что-то делает, то он должен знать – зачем. А если делать, то делать хорошо.

Именно поэтому была школа телевидения «Останкино», довольно большой титанический труд. Можно проходить девять месяцев и не делать ничего, а можно учиться и понять механизм другой профессии. Представляете, в 34 года прийти и увидеть легендарных преподавателей. Людей, всю жизнь посвятивших телевидению, которые всю жизнь проработали на «Маяке». Эти люди пытаются донести свою информацию, научить других людей доносить информацию до других.

А кому, как не мне, доносить эту информацию до других? Пусть я даже не работаю на радио,  телеведущей, и никогда не буду ей, не буду вести новости спорта, но верно донести – это важно. Тем более, когда человек находится в стрессе.

Если даже одному человеку, сидящему напротив, донести информацию верно, то это стоило того, чтобы ходить в «Останкино». Плюс там есть актёрское мастерство, которое никогда у меня не было возможности поучить. Я всегда стремилась к людям ярким. Я ищу весёлых, эмоциональных, творческих людей. Наверное, я так спасаюсь. Скорее всего.

Представляете, сидишь на приёме и выслушиваешь проблемы, проблемы, проблемы. И поэтому надо вычищать душу, чтобы со следующим, кто придёт завтра, я была другой. То, о чём я пишу, всё пропустила через себя. Нет ни одного совета, который я бы высосала из пальца. Всё, что советую, сама использовала и видела результат того, что написала. Что посоветовала – уже сделала, а не то, что это многословные фразы.

– Вы потомственный врач?

– Я - потомственный доктор. У меня папа – хирург, который проработал сорок лет на одном месте. Представляете, 17 шахт вокруг нашего посёлка и на протяжении 35 километров нет ни одной больницы больше?! Он был единственным хирургом в радиусе семидесяти километров. А это очень много в густонаселённом районе (пунктах и шахтах). И мама всю жизнь проработала на одном месте акушером-гинекологом, брат, царство ему небесное, которого у меня уже нет, был реаниматологом, супруг -  онколог, у брата вся семья – хирурги, терапевты. И когда у меня стал вопрос выбора, кем быть: актрисой или врачом - решилось в пользу второго.

Вы представляете, какая большая разница между профессиями? Огромная. И когда я заканчивала 10 класс, я не могла определиться, чего хочу больше. Я видела, как трудятся родители, видела, как благодарны им люди, что нет осложнений у мамы и отца, и как необходима эта профессия вне зависимости от того, зима это или лето, белое или красное. Всё равно медицина - всегда хорошее фундаментальное образование, хороший уровень интеллекта. Ты должен уметь разговаривать и с алкоголиком и с министром - так учит образование.

11 лет мне пришлось учиться в мединституте. У меня был и рабфак, и уходила в академический отпуск в связи с транспортной аварией, ординатура. Довольно много времени всё это заняло.

В 10 классе мы с мамой пытались поступить в два института. Только экзамены были в один день. Я не могла поступать и в Москве, и в Ростове-на-Дону. Я с первого раза не поступила в мединститут, пошла на рабфак, и я горжусь, что честно шла. С 8 класса работала санитаркой в кабинете, санитаркой в операционной, в медпунктах с 8-00 до 20-00 медсестрой, на «скорой помощи», медсестрой в кабинете здоровья очень долго, получала разряды медсестринские.

Это так важно, когда ты тихо-тихо-тихо, честно идёшь по жизни. Я стала врачом, у меня появилась подсобная медсестра. Уже в ординатуре понимала, что сижу за операционным столом и рядом со мной профессор-легенда Н.Э.Темиров, которому я ассистировала на кафедре офтальмологии, и у нас с ним один микроскоп на двоих. Он делает операцию, а я подаю ему вострики. И вот осознание того, что я пребываю рядом с великим – это непередаваемое ощущение.

Так, как будто ты сидишь в первом ряду и захлёбываешься в национальном театре. Такое состояние, когда ты видишь человека и думаешь: «Господи! Ну какое совершенство в действиях, словах, мыслях, делах! Какая внутренняя организация! Как человек внутренне собран! Это не знание, а интуитивное отношение к профессии, в лучшем смысле этого слова. Человек объединяет знания, ощущения - и такая внутренняя собранность. Не могу даже передать, как я понимала, как важно то, что происходит в моей жизни.

Я ищу в каждом мгновении что-то такое, чему радуюсь, и кричу о каждом замечательном мгновении своей жизни родственникам, любимым мужчинам, женщинам. Не устаю говорить: «Я тебя люблю!» Не вижу в этом ничего страшного. «Я люблю до тех пор, пока я тебя люблю». Не бывает «я тебя не люблю». Бывает «мне всё равно».

И когда я счастлива, все приходят греться ко мне. Я нахожу счастье в такой ерунде для того, чтобы всех одаривать.

Я всегда хотела театра. Эти эмоциональные прятки. Папа и мама говорили мне, что если я хочу театр, то он в мою жизнь придёт. Ты не можешь не быть актрисой, если она в тебе есть.

Когда пришла к пятому курсу, к шестому, когда была в психиатрии, представляете, какие великие учителя? Я училась у профессора Александра Олимпиевича Бухановского, который работал с Чикатило. Это ростовская школа психиатрии – это великие учителя, великие люди. Психиатрия меня очаровала. Но я тоже её на некоторое время отставляла. Шла по стезе микрохирургии. А потом вдруг поняла: я заканчиваю институт, подаю вострики профессору Темирову. Да, я пишу историю болезни, сижу на приёме, есть возможность оперировать мелкие болячки, но до тех пор, пока я не стану профессором, до тех пор, пока мне будет минимум 45 лет, все будут идти к профессору.

А внутренний максимализм? Сидеть писать истории болезни? Приносить чай? Не нравилось мне! Не пробиться, будь ты хоть семь пядей во лбу. В 25-26 лет, когда ты заканчиваешь учиться – нереально. Кто к тебе пойдёт? Да и я сама поведу маму к профессору, а не к ординатору. Если ей будет нужно. Правильно?

Молодому человеку очень сложно. А хочется делать сейчас, сейчас помогать. Психиатрия сама пришла, и искусство само пришло.

Школа телевидения «Останкино» - это такой крючочек, за который я зацепилась. Представляете, приехать в другой город. Куда? В Щукинское училище? Зачем, если я доктор, работаю каждый день. А хочется. Это я себе сама такие подарки делаю. Кусочек чужой профессии. Познакомиться и выхватить из неё что-то маленькое разумное, рациональное, то, чего я не знала. И то, что я теперь знаю, от этого лучше другим.

Получилась у меня психиатрия, офтальмология, как тонкое знание. Потому что глаз и душа – это одно и то же. У меня всё - раз! - и совместилось. Та же офтальмология, микрохирургия и вышивка – это одно и то же. Бусинка к бусинке, ниточка к ниточке. Я так это вижу.

Хотела работать актрисой? Сейчас работаю психологом на телевидении. Взяла и объединила, нашла нишу, где комфортно. Я хочу жить. Мне нравится утро, день, вечер, зима, лето, весна. Я хочу идти на работу. Каждый человек должен знать: кто ты, что ты хочешь.

У меня так было: «Наташа, что мы будем сейчас делать? Что ты хочешь? Хочешь – читай, хочешь – вышивай, хочешь – пиши, хочешь бежать – побежим». Спорта в моей жизни всегда было много. Почему айкидо в моей первой книге? Потому что без спорта человек голый, без основы, без осанки, без правильно стоящей спины. В своё время стреляла, ходила в тир на протяжении многих лет в ДОСААФ. Стреляла лёжа из любого оружия, бегала на длинные дистанции, чтобы тренировать дыхание.

Сейчас нахожу книги о том, как тренировались буддистские монахи в Шаолине. Да, у них был бег на длинные дистанции, да, они концентрировались, да они всё там делали… То же самое можно делать в России, только по-русски. И наши деды занимались спортом, они были не менее накаченными, не менее интеллектуальными, не менее высокодуховными. Ничуть не менее, чем те же китайцы. Каждый живёт на своей земле.

У меня всего в жизни было достаточно. Надо было бежать –бежала. Если человек в жизни чем-то занимается, он должен это делать совершенно. Если скрипачу надо играть, он будет пять часов в день тренироваться в мастер-классе, но будет лучше других. Надо бежать – беги! Тренируйся, и ты побежишь, как нужно. Надо вышивать – клади из года в год ниточка к ниточке, и ты положишь лучше других. Это всё навыки, и это всё нужно делать. Людям нужно совершенствоваться до глубокой старости. Всё время «не давать душе лениться». Не только душе, но и рукам, ногам, спине. Спорт нужен в моей жизни, его было очень много.

Если по-нормальному - этикетки у меня нет. Кто ты? Да, у меня есть этикетки в виде дипломов. Вот ты врач, вот ты «заслуженный мастер народного промысла», вот грамоты за то, что ты пробежала, вот какие-то выставки… Но это же далеко не всё. Я могу спроецировать пространство, развернуть его, как мне надо. Могу прийти в магазин к подружке и просто разбросать майки по-другому, разложить их по магазину, и тут же начнётся торговля в два раза больше. Потому что есть психологические законы у всего. Нет у меня этикетки, кто я. Хотела бы, чтобы так и оставалось.

– Наталья Владимировна, а когда вы впервые начали заниматься спортом?

– В школе. Мне очень повезло: я застала ещё пионерию, комсомол. Наши дети сейчас очень сильно обделены тем, что у них этого нет. У меня были очень занятые, талантливые родители, которые нужны были всем людям вокруг. Я получила позднее развитие, меня родили в 43 года, воспитывалась из рук в руки. Соседи, больница. Помню запах борща в больнице до сих пор. Звук «скорой помощи», которая спускается под откос на тормозах. Никогда этого не забуду.

В школе сказали: «Надо пробежать два километра». Пробежала и победила. И поняла: «О! Мне нравится!» И ходила на занятия в различные секции. Во всё играла между делом. А когда приехала уже в Москву, то ходила в фитнесс-клуб «Марк Аврелий», сеть Турчинского. Это люди, которые встретили меня, как только приехала в Москву, со своим говором, не приспособленную. Мы же яркие в Ростове, все на бусинках, на кружавочках, открытые глаза. Москва прихлопывает сразу, очень быстро. Мне кажется, я разгадала секрет Москвы. Знаю, как сделать так, чтобы она тебя встретила, приняла. Ей ни в коем случае нельзя говорить «дай!». Её нужно говорить «на!» Надо: возьмите картины, книги, я вам расскажу. Возьмите, возьмите, возьмите. И тогда она: «Да? Ну, давай» А если всё время «Дай, дай, дай», она очень насторожена к тебе.

Большое спасибо спорту, который очень мне помог в жизни, дал воли, дал способность к ежедневным тренировкам. Это очень важно, когда человек может уделять лично себе внимание. Это не эгоизм, а это мастерство - не забывать о себе. И независимо от того, что это - или бусинки, или спортивная тренировка, или книга, которую пишешь. Мысль рвётся на бумагу.

У меня был случай, когда я сидела над предложением ночь. Целую ночь над одним предложением! Естественно, оно попало в текст. А когда редактор работала над книгой, не знаю почему, но это предложение взяла и на компьютере убила! Полностью предложение. У меня была реакция: я задохнулась и начала плакать. Она спрашивает: «Почему ты плачешь?» – «Марин, я сидела именно над этим предложением целую ночь». Она, даже не задумываясь, его вернула: «Даже не будем дальше рассматривать. Если надо, так надо». И пропустила.

Я думаю: «Господи, как легко это происходит!». Я не автор, не училась в литературных институтах, всё это прекрасно понимаю, что у каждого пишущего автора целая корзина мусора. Но из того, что я оставила, мне жалко каждую букву. Сама вычеркну. Если оставила, я воюю за свой текст. Он в некотором роде сумбурный? Но ярко эмоциональный. Потому что столб – это хорошо отредактированная ёлка.

Я не хочу, как у всех. Мне не нужно очередное «Как?»: «Как взять себя в руки?», «Как стать звёздой?», «Как избавиться от мужа?» или «Как вернуть мужа?»

– Ещё одно из ваших увлечений - фортепиано. Расскажите, какое место имело в вашей жизни увлечение музыкой?

– Это отдельная песня. Представляете себе шахтёрский посёлок, 37 километров до областного города, далеко не крупного - маленький город Белая Калитва. Но до него ещё надо добраться. Потому что везде пшеничные поля и полное бездорожье. А в первом классе девочка хочет стать актрисой. Папа говорит: «Дочка, какие актрисы? У нас все врачи. Ты будешь врачом».

И сам факт выбора профессии. Я приехала и сказала родителям: «Я буду офтальмологом». Представляете: мама - гинеколог, папа - хирург. Папа говорит: «У мамы замечательная профессия. Она сорок лет работает, у неё свои навыки. Она передаст тебе всё. Она тебя научит, и опыт сорокалетний ты получаешь автоматом. Как ты можешь?». – «Нет, папа. Ты пробовал щелевую лампу? Ты когда-нибудь видел радужку в увеличении? Это как цвета радуги, крупная и мелкая вязка. Я никогда не найду другой профессии, которая была бы столь положительной».

Человек приходит не просто так, у него беда. И каждый раз у тебя есть возможность убрать его беду насовсем. Он не видел и увидел. Ты уже хуже не сделаешь. В каждой профессии есть какие-то свои беды, но каждый раз у тебя есть шанс сделать лучше. Ты снимаешь повязку, а он говорит: «Доктор, я вас вижу!». Да это, как в роддоме, когда грудничка укладывают на живот мамочке, особенно молодой, двадцатилетней, и она «А-ах!» в таком эмоциональном подъёме. Так точно ты каждый раз снимаешь после операции лейкопластырь. «Доктор, я вас вижу!» Дай Бог каждому испытать такое наслаждение от профессии. Нужно всегда иметь такое дело. Я не хочу идти на работу – не допустимо ни одной минуты. У нас одна - единственная жизнь.

В первом классе я вдруг решила, что хочу играть на пианино. Представляете: колхоз, деревня. Мама с отцом заняты очень. Мне семь лет. Мама сказала: «Хочешь – святое». Взяла за руку и привезла в город Белая Калитва. Сказала: «Вот так ты будешь приходить на автобусную станцию, сорок минут будешь ехать, пересаживаться на городской автобус, приезжать вот сюда, в музыкальную школу. Вот здесь ты всё будешь проходить. Занятия будут: музыкальная литература, сольфеджио и специальность. Музыкальная литература и сольфеджио – два раза в неделю, и специальность два раза в неделю».

И получилось, что четыре дня уезжала в город. Одна, маленькая, с котлетой, с термосом. Маленькая, переходящая из рук в руки. Кто-то меня пересаживал, как–то ездила. Семь лет в музыкальную школу. Мне надо, я хочу. Мне купили пианино. Я была в деревне, как инопланетянка. Потом появилось 2-3 человека, которые занимались вместе со мной. Спустя время, появился филиал музыкальной школы. Наверное, с нашей лёгкой руки.

Надо и хочется музыки. Как без музыки? Музыка – это как стихи, как краски. Нельзя в жизни без неё. «Сейчас всё не так» - Высоцкий поёт. Не такое ТВ, не такая литература. А кто сказал, какая она должна быть? Она сейчас под этот век, на этой земле. Не все же такие, как я. Просто любят делать так, как они умеют.

Далеко не всё решают деньги. Это неправда. Я сама поступала в мединститут, я сама закончила ординатуру, я правда не платила, когда устраивалась на работу. Ты приходишь и говоришь: «Здравствуйте! У меня полная голова мыслей. Возьмите меня, я вам понравлюсь. Я оправдаю ваши надежды». До сих пор нигде не плачу. Или тебя берут, или это не твоя дверь. Всё.

Музыкальная школа была нужна потому, что без неё нельзя было обойтись. Если бы я это не сделала с 1-7 класс, я сделала бы это в 30. Бесспорно. Я сейчас мечтаю научиться играть на гитаре. А следующий у меня будет вокал. Я хочу петь.

К сожалению, в Москве у меня фортепиано нет. У меня появилась мечта об инструменте, и думаю, что это будет гитара. Мне опять очень повезло. Часто в доме бывают люди, которые спрашивают: «Гитара есть?» Я думаю: «Ах, как плохо, что у меня нет гитары». Очень много творческих людей сейчас, и я счастлива, что их много может приехать.

У меня есть на этот счёт своя теория: как люди ищут нужных себе людей. Сначала нужно выбрать место, где тебе хотелось бы быть. Как я устроилась на первую работу? Садилась в троллейбус и ехала по Ростову-на-Дону. Заходила в больницу, вставала у входа и спрашивала себя: «Я хочу здесь работать? Нет… Я хочу здесь работать? Нет…» Пока не зашла в дверь - и всё! «Здесь я хочу работать! Я буду сюда ездить, мне нравится заходить, хочу здесь быть». Только после этого пошла к старшей сестре, главному врачу и сказала: «Здравствуйте! Возьмите меня к вам на работу! Я вам понравлюсь». Они от хамства такого просто опешили… и взяли.

– Что вы ждёте для себя в новом 2007 году? Какие у вас планы?

– Честно скажу: ничего не планирую, никуда я не стремлюсь. Живу сегодня. Хочу писать – пишу, хочу петь – пою, хочу бежать – бегу. Всё это делаю в удовольствие. Получается что-то – превосходно! Превосходно! Я живу сегодня, здесь и сейчас. Так получается. Смотри – получилось, там поаплодировали, там сказали: «Наташа, видели тебя в эфире. Хорошо выглядишь». Да, приятно.

Надо закладывать такое направление, чтобы было интересно. Я буду писать, если будет писаться. Будет петься – я буду петь. Но если не будет – мучить себя не стану, обязательно найду, что мне будет интересно. Жизнь одна. Никуда не иду я, а живу. Планы приходят сами по себе. Ночью встаёшь: что ты хочешь? Писать? Ехать?

У меня такое бывает – ехать и всё. Надо ехать, мне нужно в путь. Под стук колёс. Не люблю летать. Для меня очень сложны взлёт и посадка. Это не страх за жизнь, а очень сложное переживание. От ультразвуковых частот мне тяжело. Я очень некомфортно чувствую себя в больших магазинах, где очень много блестящей плитки, разных козырьков, высокие потолки, где много освещения, поэтому состояние прохода через аэропорт и попадание в самолёт для меня некомфортно. Взлетела и где-то приземлилась на другой земле, я как новенькая, мне как будто душу выполоскали в порошке, через страх. Это так объясняю.

Но если я села в поезд – счастливее человека нет. Во-первых, в некоторых местах берёт мобильный телефон, так как первое негласное правило психоаналитика или моё личное вывела - телефон должен быть всегда включен. Многие говорят: «Я психолог, поэтому на ночь выключаю телефон». Это невозможно! Нереально. Телефон у меня включён круглыми сутками. Люди не выбирают время, когда сходить с ума, когда страдать или когда прыгать с балкона. Если ты ведёшь человека, то ты его ведёшь постоянно.

Да, я не помню о нём до тех пор, пока он не позвонит. Это правда: закрыла дверь и забыла. Но я вспомню, как только это будет нужно, иначе просто сойду с ума.

Взлёт-посадка – сложно, а поезд, если где-то и не берёт телефон – я не виновата, что кто-то не дозвонился. Телефон просто не берёт, он включён. А потом стук колёс каким-то образом соответствует моим сердечным сокращениям, мне хорошо пишется, беседуется, и как бы я ни устала, путь всегда даёт мне очистку, силы.

– Ваше пожелание всем жителям города Бийска Алтайского края?

– Искренности. Во всём. Хочется – делайте, не хочется – никогда не заставляйте себя. Это может касаться любви, дел, всего на свете. Человек должен быть здоров настолько, чтобы не думать о своём здоровье. Ты здоров, когда ты не думаешь о здоровье. Великолепного здоровья. Для этого нужен спорт, любовь к себе. Хотя бы элементарно не простуживаться.

Желаю безусловного счастья, без условий, без торговли, без понятия, что такое счастье. Не градировать его на какие-то мелочи. «Я счастлива потому что, потому что, потому что». «Ты сделаешь вот это, и тогда будет моё счастье». Безусловного счастья вам. Человек должен быть в душевном покое. А покой – это когда ладно всё. В доме, сердце, организме. Покой - это когда ты не думаешь о здоровье, не тревожишься о близких, не осуждаешь того, с кем позволила жить рядом с тобой. С любимым человеком мы однажды сели и договорились: - «Давай вместе жить» – «Давай».

Мы кровь друг другу портим, бульон друг из друг варим. Зачем? Одним словом – я желаю всем великолепного здоровья, безусловного счастья и душевного покоя.

Я бы хотела пожелать жителям Алтайского края в следующем году, который обещает принести очень много сюрпризов, во-первых, душевного покоя. Во-вторых, я считаю, что человек не может жить без любви, удачи, здоровья и благополучия. Пусть это будет у каждого. Пусть детки будут живы и здоровы, благополучны и в ладу со своими родственниками. Радуйте друг друга! Пусть в душе будет светло. С Новым годом!

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru