Туризм / Алтай / РИФформа / Писатели

ЕЛЕНА МИХАЛКОВА:

«НАША ЛИТЕРАТУРА БОЛЕЕ ПРОНИКНОВЕННАЯ»...

Евгений Гаврилов: – Какие ваши книги вышли недавно и что находится в стадии производства?

Елена Михалкова: – Постоянно происходит так: сдаю книгу, проходит некоторое время, пока мы работаем с редактором, обсуждаем, что получилось, а что нужно исправить. И где-то через неделю, после окончания этой рукописи, после полной сдачи, начинаю работать над новой книгой. Фактически процесс работы идёт постоянно. Должна выйти новая книга, которая будет называться «Привет в кривом зеркале».

Эту книгу очень жду, её закончила два месяца назад. Она вышла 15 марта. До этого был «Рыцарь нашего времени». Это последние две книги, которые мне самой очень нравятся. Для меня это редкость. Обычно страшно недовольна тем, что пишу.

Соответственно, сейчас уже пишу новую книгу, но не люблю рассказывать о том, что именно пишу, потому что это такое авторское суеверие – не разглашать сюжет, подробности или что-то ещё.

– Расскажите, как вы работаете с редактором?

– Мне с редактором очень повезло. У меня полная свобода выбора сюжета. У меня нет заданий, что я должна написать на определённую тематику. Плюс к этому мой редактор любит детективы. Поэтому мы разговариваем с ним на одном языке.

Это очень важно, когда автор и редактор могут найти общее, смотрят одними глазами на книгу. Основные правки редактора касаются стилистики, либо несколько раз было, когда характеры, казалось ему, были прописаны недостаточно полно, недостаточно убедительно для читателя. У автора была задумка, но он не смог её как следует реализовать.

В этом случае взгляд редактора важен. У автора, который пишет книгу полгода, взгляд на собственный текст абсолютно «замылен». Здесь редактор как раз первый человек, который может со стороны объективно посмотреть, учитывая ещё, что он профессионал, и сказать, что вот здесь слабые места. Но рукописи у меня, честно говоря, правятся очень незначительно. Не бывает такого, чтобы переписывалась треть книги или нечто подобное.

– Насколько я знаю, «замыливаться» вам не даёт ещё один редактор – ваша мама?

– Да, я сказала вам, что редактор – первый читатель, и сказала неправильно. Первые читатели – это мой муж и мои родители. К ним рукописи поступают в сыром виде. Я поставила точку, и рукопись моментально уходит к родителям в другой город по электронной почте. Они читают её без стилистических правок. Без всего. И они очень строгие читатели.

– Ваши родители имеют какое-то отношение к писательству?

– Нет, абсолютно никакого. Они имеют отношение к хорошим, качественным читателям. А качественный читатель для автора – находка.

– Юридический институт – это призвание или напутствие ваших родителей?

– Я колебалась между журналистикой и юриспруденцией, и мой папа, который, конечно, не очень хотел, чтобы его дочь поступала на факультет журналистики, сказал следующее: «Если ты поступишь на факультет журналистики, то с большой долей вероятности ты будешь работать потом журналистом и только журналистом. А если ты поступишь на юридический, там образование широкое, которое позволит тебе работать юристом и, если захочешь, журналистом тоже».

И он меня тогда убедил. Хотя знаю массу людей, которые получили журналистское образование, но работают, тем не менее, не журналистами. Но юридическое образование мне очень пригодилось. Поэтому благодарна отцу за то, что он помог мне сделать правильный выбор.

– У вас до поступления были какие-то пробы в журналистике?

– Нет, конечно. Никаких работ у меня не было. Представьте девочку – 100% гуманитария, которая много читает и плохо себя представляет в какой-то иной профессии. В политехнический, с моим гуманитарным складом ума, поступать было нельзя.

Что можно выбрать? Можно выбрать филфак, педагогический, можно идти на журналистику. Вот, собственно, и всё. Для гуманитария выбор довольно узкий. В 16 лет осознанного выбора ещё нет. Я представляла себе романтическую профессию журналиста, который ездит по «горячим точкам» или берёт интервью у очень известных людей или пишет что-то умное. Это были примитивные книжные представления, и мои родители это прекрасно понимали.

Не говоря о том, что стать юристом, сами понимаете, тогда достаточно престижно. Естественно, был большой конкурс. Но в действительности искать работу юристу оказалось легче, чем если бы я была журналистом.

– Что кроме книг повлияло на вас как на будущего писателя?

– Обычные отношения, которые складываются в любой семье между родителями и их детьми. Я была самым обычным ребёнком того времени, которого пихали во все существующие секции. Поэтому была музыка, был теннис, лёгкая атлетика, были танцы. Всего по чуть-чуть. Точно так же, как у тысячи других детей.

Музыканта из меня не получилось, поскольку заниматься не очень любила, спортсмена и подавно – потому что со спортом не дружу. Что осело – так только любовь к писательству.

Любое расширение детских впечатлений, по моему глубокому убеждению, идёт ребёнку на пользу. Поэтому все воспоминания о том, как занималась спортом, бегала на танцы, выступала, в каких-то конкурсах участвовала, ложатся в копилку памяти и потом всплывают в нужное время.

В этом отношении, конечно, это помогает.

– Почему вы так категорично настроились против музыки?

– Для ребёнка лет в 10-13 три занятия в неделю на фортепиано - тяжело, ходила к преподавателю на дом. Это была совершенно палочная дисциплина. Я хотела бегать, кататься на велосипеде, а нужно было сидеть и разучивать гаммы.

На самом деле очень пригодилось частное музыкальное образование, потому что я научилась слушать и слышать музыку, хотя тогда сама этого не понимала. Через много лет мне очень легко удалось научиться играть на гитаре, а девочка, умеющая играть на ней, попадёт практически в любую компанию. А если она ещё поёт, вписывается в любую неформальную компанию студентов и школьников.

В этом смысле музыка мне очень помогла. Но любить её – не любила. Это беда и очень распространенное явление. Сольфеджио – это вообще мучение для детей.

– Как вы начали играть на гитаре?

– Вообще, пою ужасно. Девочка с гитарой – грех не запеть. Хотя окружающие мне ничего не говорили, что пою плохо, теперь об этом знаю. Поэтому, когда пою дома, запираюсь в ванну, включаю воду, чтобы меня особо никто не слышал.

Специально нигде не училась. Пела и до сих пор пою в собственное удовольствие. На гитаре брала несколько уроков, чтобы понять, что за инструмент. Собственно говоря, нормально играть не умею. Знаю те шесть аккордов, которые в народе называют «шесть блатных аккордов». Они позволяют сыграть 50% простейших мелодий, которые звучат вокруг. Вот именно ими и пользуюсь.

Пела тогда, что угодно. Что было модно в наше время. Мы пели «Секрет», «Машину времени», Виктора Цоя, Меладзе, всякие дурацкие романтические песенки, которые звучали везде. У меня была школьная и институтская компания.

– И вы ходили в походы?

– Ходили. Правда, недалеко. Это были микропоходы на три дня на Горьковское водохранилище.

Запомнилось не что-то стандартное, когда носки сушатся над костром и в самый неподходящий момент падают в картошку, которая варится, а ощущение свободы и упоения жизнью, которые бывают только в юности. И очень редко всплесками в более позднем возрасте. А на самом деле в 15-17 лет это и остаётся.

Варили шишки с чаем, который приобретал специфический вкус. Тот, кто вылавливал шишку из чашки, был не очень этому рад. Делали забавные следы на песке, как будто к нам приходил «снежный человек». Ерундовых розыгрышей было полно.

– Почему вы не попробовали писать диссертацию для себя?

– Мне это было совершенно не нужно. Абсолютно. Для меня это настолько очевидно. Во-первых, мне самой диссертация ничего бы не дала. У меня так сложилось, что даже сама мысль о том, чтобы написать что-то для себя, в голову не приходила.

Другое дело, что можно состряпать диссертацию на коленке за три месяца, и все понимаем, что это не диссертация в нормальном смысле слова. Это всего лишь компиляция чужих мыслей. И совсем другое дело – писать диссертацию себе. Это труд и не на один год на самом деле. Я не была к этому готова.

– А научные работы Марининой?

– У Александры Марининой как раз случай, когда человек профессионально, на достаточно высоком уровне занимается своей работой, подкрепляя это научными исследованиями.

А в моём случае написание диссертации – это был заработок чистой воды. Написание диссертации для других людей – это не очень честный и не очень правильный заработок. Этим занималась несколько лет. Это не самый приятный эпизод в моей биографии, и, считаю, что гордиться здесь совершенно нечем. Мне это позволяло в своё время выжить. Это приносило деньги, не сопоставимые с доходом юриста.

– Какое место в вашей жизни имеют детские сценарии и книги для детей?

– Я бы не сказала, что отказываюсь от направления детской книги. Писала и продолжаю писать стихи для своей дочери и сказки для неё, но доход мне приносят именно детективы. Моё профессиональное занятие – то, что приносит доход. Всё остальное можно назвать хобби и для души.

Всё это можно сочетать. Те же самые детективы. Первые два, пока их писала, было настоящее хобби, а сценарии как раз приносили доход. Потом одно переросло в другое. То есть хобби у меня переросло в занятие, приносящее деньги, и, честно говоря, этим очень довольна.

На самом деле, в идеале, хобби – работа, которая приносит деньги.

Однако скажу, что для меня получение удовольствия от написания по-прежнему на первом месте. Не хотелось бы превратиться в машинку для производства рукописей, которая регулярно получает за это деньги. Это вторая страшная вещь, которая может случиться с писателем. Первая – исписаться. Надеюсь, что этого никогда не случится. Когда пойму, что это случилось, перестану писать книги.

– Как сохранить интерес к своему хобби?

– Не знаю. Сохранение того ощущения удовольствия, когда ты садишься за компьютер и начинаешь писать главу, это чувство куража от текста, от погружения в текст, от придумывания героев, сюжета и прочее. Ощущение полного счастья, когда ты поставил точку в рукописи и чувствуешь, что всё получилось, всё удалось – вот самое главное в работе.

Как сделать так, чтобы это не потерять? Не знаю…

– Пробовали вы писать книги рукописно?

– Я так долго пишу и печатаю на компьютере, что от руки пишу как курица лапой. Просто сама потом не смогу разобрать собственные тексты. А во-вторых, для меня это очень неудобно. Тексты в компьютере очень легко правятся, не нужно тащить куда-то за собой огромную рукопись, достаточно взять с собой лёгкий компьютер и т.д.

Не представляю, что можно что-то писать от руки. Вот схемы пишу от руки – это да.

– Что вам более всего нравится в продвижении собственного материала?

– Минусы рекламы книги вижу только для автора, которому не нравится реклама, либо он не хочет в этой рекламе участвовать. Единственно, что мне нравится – это встреча с читателем. Всё остальное мне не нравится.

Но я понимаю, что у меня есть определённые обязанности и нужно их выполнять: участвовать в передачах и прочее. Определённым образом являться лицом своей книги. Так отношусь к этому – это нужно делать! Но удовольствия это не доставляет.

Я по характеру такой человек, что мне достаточно общение с небольшим кругом людей. Это друзья и мои близкие – и каждый раз выбираться из своей норки для того, чтобы поехать на радио о чём-то побеседовать – мне даётся достаточно тяжело.

Мне сразу кажется, что есть куча разных занятий, на которые можно было потратить время с большей пользой. Позаниматься с ребёнком, погулять, не говоря о том, чтобы просто поработать. Единственное моё исключение – встреча с читателем, но это совсем другого плана мероприятие. Это прямая обратная связь. Она даёт совершенно неповторимые эмоции и очень полезна.

– Были встречи с читателями, оказавшие на вас большое влияние?

– Если рассматривать моих родителей как моих читателей и моего мужа. Только с этой точки зрения. С незнакомым читателем – такого не было. Были встречи, которые что-то мне дают. Люди рассказывают истории, которые оседают в голове и превращаются в сюжеты книг.

Было так, что подходит читатель и произносит какое-то незначительное замечание, из которого потом вырастает что-то гораздо большее.

– Какая цель вашей Интернет-страницы?

– Это просто сделано для удобства читателей. Чтобы по поиску он мог узнать, кто есть автор, что он написал, в какой последовательности читать книги. И раз эта страничка сделана, то книги просятся в форум. Цели общения с читателем не преследуется.

– Стиль, слог и сюжет. Что необходимо для соблюдения этих трёх «с»?

– Необходима большая доля таланта, способностей, одарённости – на 40%, а на 60 – большая работа. Причём работа до того, как ты сел писать текст. В моём случае это так. Способности без упорства могут что-то дать. Упорство без способностей даёт графоманию – это общеизвестно.

Для меня самое главное – слог. Его помогло мне сформировать чтение книг. Я совершенно беспорядочный читатель, поедатель книг. У моего дедушки была собрана приличная библиотека классической русской литературы, родители увлекались французской, английской лингвистикой.

К моим услугам были четыре огромных книжных шкафа – ройся не хочу. Ограничивать и предлагать ребёнку – почитай то, почитай это – довольно бессмысленно, в нашей семье этим никто не занимался.

Из-за этого получилось так, что некоторые книги я прочитала раньше, чем их стоило бы прочитать. Например, «Три мушкетёра» я проглотила в 8 лет. Естественно, ничего в них не поняла, что не помешало мне потом, в своё время, в более подходящем для этого возрасте перечитать, насладиться и наслаждаться до сих пор.

– Есть ли у вас своя библиотека? По какому принципу вы её формируете?

– По единственному признаку. У меня в квартире не так много места, чтобы оставить книги, которые я не буду перечитывать. Потому всё, что не будет перечитываться, безжалостно раздаривается, выкидывается, выносится в библиотеки и т.д.

В принципе, которую книгу буду перечитывать, а какую нет - нет никакой схемы. Поэтому Прадчек будет стоять рядом с Куприным, и по соседству с ними будут Стругацкие.

– Чем вы отличаете русскую литературу от западной?

– Она отличается глубиной проникновения в душу характера героев. Скажем так: описание людей Куприна настолько глубоко, что не могу с ходу назвать американского или английского писателя, чтение которых оказало на меня такое же воздействие, удовольствие и давало так много.

Наша литература более проникновенная. Эти слова достаточно банальные и очень часто затасканные. Психологичные и т.д. – это неверно. Психологизм здесь не подходит. Существует масса авторов, которые не менее психологичны, чем тот же Куприн.

Проникновение примерно отражает моё видение.

– Почему у нас так боятся банальности?

– Дело не в банальности. У нас много затасканных словечек, которые применяются в тех ситуациях, где стоило бы поискать другое слово. Поискать, дать себе самому время найти чуть более точное слово, которое будет вернее отражать тот нюанс, который ты хочешь передать.

Но или времени нет искать, или нет желания, или лень ума. Вот оно лежит – готовое словечко! Бери не хочу.

Меня раздражает среди этих банальных слов «позитивный». Существует масса других слов, которые очень точно передают его для меня – хороший, радостный, приятный и т.д. Весёлый, в конце концов. Но раз от раза наблюдаю, и за собой к стыду, и за своими знакомыми, что везде вставляется это модное слово. Он позитивный человек. Это позитивная новость. Случилось что-то позитивное.

Вот что я имею в виду под банальностью. Затасканное слово, которое вставляется везде, вместо поиска более подходящих слов.

Адекватный… Меня одно время раздражало слово «креативный». Потом к нему более-менее привыкла, потому что нельзя в русском языке подобрать слово, которое одним бы словом отражало бы то, что мы вкладываем в это понятие.

– А творчество?

– Оно близко, но не совсем. Креативность – способность выдавать идеи на гора, причём постоянно. Оно получается описательно. Творческий человек – это не обязательно человек, который выдаёт идеи на гора. Я боролась с собой достаточно долго, пока мой супруг не сказал: «Что ты цепляешься к слову «креативный»? Ну а как передать состояние человека, который постоянно фонтанирует идеями, причем в рабочем процессе?».

Я признала, что слово «креативный» передаёт нечто особенное. Но до сих пор, когда его говорю, либо слышу, у меня, как скребком, проводит по мозгам.

Появилась масса современных словечек, которые заполняют свободное пространство. Эксклюзивный – образцовое слово. Мне муж не так давно подарил кота, и на одном форуме, посвящённом этой довольно редкой породе котов, мейн кун – есть такая порода американских аборигенных кошек, лет десять назад завезённых к нам, там котята рекламировались как «эксклюзивные котята».

– А тот, другой, с помойки кот?

– Живёт и здравствует. Они хорошо ужились. Старший – мирный, отличается очень славным характером, мелкий, естественно, – шебутной и суетливый. Но это не помешало им наладить нормальные отношения.

Поначалу было вооружённое перемирие. Сейчас оно сменилось мягким игнорированием друг друга. Я считаю, что это хорошие отношения для двух котов.

– Женщина, с которой «списан» персонаж Гольц, узнала себя или нет?

– Насколько мне известно – не узнала. И мне, конечно, не хотелось бы, чтобы в данном случае персонаж узнавал себя. Это персонаж практически на 90% «списан» с живого человека. Поскольку персонаж, с моей точки зрения, не самый симпатичный, хотя, безусловно, вызывающий уважение, мне не хотелось бы этого. Чтобы объект исследования узнал себя.

– Какую сказку вы более всего цените и почему вы считаете себя не способной создать сказку? Детектив – тоже сказка.

– Да, конечно. Детектив – безусловно, сказка.

Не то чтобы не способна. Есть много людей, пишущих сказки, и среди них небольшое количество сказочников с большой буквы. Способных создать не просто этот волшебный мир, но ещё мир совершенно неповторимый. Когда ты читаешь сказку, каждый раз окунаешься в фантазию автора.

Для меня образцом такого сказочника является Софья Прокофьева. Книжки, которые очень любила в детстве – «Глазастик и ключ-невидимка», «Лоскутик и облако». Это сказочник, который создаёт неповторимый мир.

Способность написать какую-то выдуманную историю и способность создавать миры – две разных способности. Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что первой способности – создавать миры – нет. Или, во всяком случае, нет пока. А хотелось бы её иметь.

Я пишу сказки для своего ребёнка. Но мне хватает способности трезво оценить, насколько это отличается от того, что представляю в идеальном образе сказки. Я вижу свой результат и вижу, насколько он не соответствует идеальному образу сказки. Поэтому это пока сказки для дочери, для её собственного развлечения.

– Повлияли на ваше развитие встречи и общение с какими-то писателями?

– Нет, кроме одного исключения. Это Андрей Усачёв. Совершенно замечательный детский писатель. Когда писала детские стихи, у меня была возможность пообщаться с ним, и он показал, что ему нравится, а что нет. Этот опыт общения полчаса с профессионалом дали мне столько, сколько не дало бы чтение книг в течение одного года.

– Ваше отношение к русским народным сказкам?

– Я их не люблю. Они мне ничем не нравятся. Люблю авторские сказки. Сборник «Сказки народов мира», который был у всех детей, и сейчас, наверное, у многих есть, мне не очень нравился. Я их читала, конечно, но практически никогда потом не перечитывала. А вот Андерсена зачитывала до дыр.

Народные сказки – тоже авторские, но сказка проходила такой путь, настолько менялась, что от авторского там оставалось не очень много.

– Но есть сказки Афанасьева, которые предлагаются во многих вариантах авторского текста. И ты можешь выбрать, который тебе более по душе.

– Даже не знала этого. С меняющимися концовками, вариантами – это логично.

– Ваши пожелания всем любителям ваших книг, а также всем любителям хорошей книги?

– Я недавно столкнулась с тем, как трудно найти хорошую книгу, которая что-то принесёт душе, уму и сердцу. Я бы пожелала всем читателям регулярно находить такие книги, потому что удовольствие от прочтения настоящей книги, Книги с большой буквы – потрясающее. Находите те книги, которые приносят что-то душе, уму и сердцу.

А читателям моих книг… Могу быть только искренне благодарна, что они их читают.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru