Туризм / Алтай / РИФформа / Артисты

ОКСАНА МЫСИНА:

«КИНО – ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЙ МИР»...

Евгений Гаврилов: – Оксана Анатольевна, расскажите о ваших работах в кино и театре. Что увидят зрители в ближайшее время?

Оксана Мысина: – Весной - в начале лета я снялась в двух фильмах. Первый фильм - Надежды Птушкиной, который называется «Браво, Лоуренсия». Это телевизионный художественный фильм, любовная комедия с трагическим уклоном. Мне было интересно играть, потому что роль большая, центральная женская роль, неоднозначный персонаж. Я очень люблю такие персонажи. Это не просто голубая героиня или безумица, а живой человек во всех ипостасях. Была возможность сыграть свою современницу, женщину, которая настолько влюблена, что поставила на карту всё ради любви. Отчаянные поступки, нежность, хрупкость и в то же время большая жесткость, которая присуща человеку, который долгое время в одиночестве пробивался в жизни.

Моя героиня – гонщица. Она рано, в 19 лет, ушла из семьи, от своей матери и искала себя и свой путь. Вот такая яростная героиня. Было интересно работать потому, что пьеса написана Надеждой Птушкиной. Она - очень талантливый драматург, некоторые её пьесы мне близки по духу, и это, действительно, высочайшее произведение искусства. «О, Александр!», «Овечка» – любимые мои пьесы. А пьесу «О, Александр!» я просто мечтаю сыграть. Есть мысль, надежда сделать её с Витей Сухоруковым.

С Птушкиной я впервые работала как с режиссёром. Это было не просто, мы впервые узнавали друг друга в работе, хотя много лет знаем друг друга: она меня как актрису, а я её – как драматурга. Надеюсь, что некоторые сложности, которые мы претерпели, выльются в какое—то электричество на экране. В конце концов, всегда важен результат – метод зрителю не интересен.

И вторая работа – 8-серийный телевизионный сериал на киностудии «Дебют» – история про выпускников ВГИКа. Играют там в главных ролях Галина Беляева, которая в своё время сыграла знаменитую танцовщицу Анну Павлову, и Борис Токарев. Я играю одну из героинь фильма. История не бытовая, с перемещениями в пространстве с помощью машины времени. У героев есть возможность взглянуть в своё прошлое и посмотреть, на каких же этапах своей биографии совершили роковые ошибки, которые привели к тем или иным ситуациям в наше время.

Фильм психологический и в то же время современный, философский. Естественно, там очень много коллизий комедийного плана. Надеюсь, что фильм будет интересным. Режиссёр - очень молодой, талантливый - Владимир Харченко-Куликовский.

Недавно вышел новый фильм Виталия Мельникова «Агитбригада «Бей врага!» с Витей Сухоруковым в главной роли, где я сыграла не центральную, а большую эпизодическую роль.

Что же касается театра, то я создала свой театр, который существует уже несколько лет. Мы играем два спектакля, оба я поставила как режиссёр. Это мои первые режиссёрские пробы: современные версии «Дон Кихота» и «Эдипа». Есть основания сказать, что в ближайшем будущем, видимо, у меня будет своё пространство в Москве, будет помещение. Сейчас идут серьёзные переговоры о получении своего пространства в центре Москвы в районе «Замоскворечье».

Я поглощена этим делом и мечтаю о том, чтобы у нас были свои стены, потому что труппа очень талантлива. Хотелось бы сделать современный центр искусств, где была бы и авангардная музыка, звукозаписывающая студия, современный танец.

Есть такой Геннадий Абрамов, который стоял у истоков современного танца в России….

– Который сейчас работает в Екатеринбурге.

– Да-да, он там ведёт кафедру, и там у него ученики. Я хочу, чтобы он работал в Москве много и плодотворно. Я у него занималась лет шесть как с балетмейстером, когда была в театре на Спартаковской площади. Уникальнейший педагог и мыслитель в области тела.

– Почему самым хулиганским вашим поступком вы считаете роль Санчо Пансо в дебютной режиссёрской постановке «Кихот и Санчо»? Ведь это была необходимость.

– Необходимость, которая обернулась хулиганской импровизационной ролью. Наш спектакль – это трагическая клоунада. А клоунада без хулиганства невозможна. Хулиганство подразумевает для многих массу каких-то преступных поступков, бросание бутылок в окна. Для меня хулиганство - это когда внутри тебя исчезает страх, препоны, моральные кодексы, которые существуют. И начинает творить в тебе какое-то другое существо. Когда стихийность приходит на смену головному мышлению на сцене.

Спонтанность в искусстве - одно из самых ценных ощущений. Во всяком случае, изнутри. Надеюсь, что зрителю тоже интересно наблюдать, как актёр фонтанирует, как он на ходу рождает какие-то приспособления, новые даже для самого себя, ходы внутренние и внешние.

– В спектакле «Кихот и Санчо» вы выступили во многих ипостасях: режиссёр, актриса, администратор и масса других, наверняка не менее важных занятий. Что вам было всего труднее в то время?

– Могу сказать, что для меня было самое интересное. Это работа с актёрами. Впервые. Я никогда не преподавала. Для меня этот момент, процесс переходов был безумно интересен. Мы два года искали к этой пьесе какие-то театральные ключики. Пьеса Виктора Коркия – это интеллектуальная поэзия. Очень остроумная, философская. И как сделать так, чтобы это было нескучно, атмосферно, наполнено и в то же время легко? Вот этим всем мы занимались. Тут были и сложности, и радости.

Сложнее всего на самом деле выискивать в себе силы, делать так, чтобы спектакль всё-таки жил. Играть на разных площадках и не иметь своего дома - это в наше время достаточно большой подвиг. Хотя этот подвиг мы каждый раз совершаем с радостью, потому что любим спектакль.

Однако вместе с актёрами приходится заниматься и перевозкой декораций на моей машине, и продажей билетов, рекламой спектакля и т.д. У творческого человека это отнимает довольно много сил. Хотелось бы их больше прилагать в дело.

У всех свои трудности. Я это понимаю и не жалуюсь, потому что в каждой профессии есть масса препятствий для того, чтобы сделать всё максимально добротно, профессионально и чтобы душа была спокойна. Каждый человек это преодолевает: и тот, который строит дом, или кто сажает сады. Поэтому, если ты хочешь, чтобы сад цвёл, надо делать всё, что касается этого процесса. Стараемся, чтобы у нас вырастали деревья и цветы.

– Спектакль «К.И. из «Преступления» Камы Гинкаса – безусловная удача. Наиболее запомнившаяся постановка из 296-ти, которые уже прошли в 17 странах мира?

– Это была не моя идея, а режиссёра, Камы Гинкаса. Я пришла к нему, выгнанная из театра на Спартаковской площади, в тот момент оказавшаяся без работы, в состоянии прострации. Я попала к Гинкасу, сделав достаточно наглый поступок: сама ему позвонила и напросилась на работу. Безумно ему благодарна, что он пошёл мне навстречу и не обвинил меня в беспардонности, встретился со мной и, пообщавшись, дал мне почитать рукопись, которую, оказывается, мечтал 15 лет сделать на сцене. Чтобы Катерина Ивановна Мармеладова стала центром спектакля по «Преступлению и наказанию».

/.../ Один из самых запомнивщихся - последний спектакль в Бразилии, который мы играли в Рио-де-Жанейро на больших гастролях. Мы играли спектакль в трёх городах. И вот запомнился самый последний, когда шёл тропический дождь, и толпа людей стояла перед входом в театр, потому что спектакль камерный и не может вместить много народу. Максимум – 100 человек.

И стояла огромная толпа. Среди них были люди, которые уже посмотрели этот спектакль в Бразилиа - столице Бразилии - и приехали в Рио, чтобы посмотреть его ещё раз, а мест не было. И я Каме Мироновичу Гинкасу до спектакля сказала: «Кама, пожалуйста, пускайте всех сегодня!» Он говорит: «А где ты будешь играть? Как я могу пустить всех?» – «Кама Миронович, когда эти люди попадут в Москву? Когда они увидят Достоевского в бразильском варианте по-португальски? Будьте человеком!»

И тогда он вышел к зрителям и сказал: «Мы можем пустить на первую часть тех, кто туда поместится. А остальные могут пока погулять под дождём, и на вторую часть спектакля, хотя вы ничего не поймёте, но пущу всех, кто останется».

У меня было ощущение, что выросли за спиной крылья. Это был особенный спектакль.

– В 2006 году вы снялись у Эльдара Рязанова в фильме «Андерсен. Жизнь без любви». Чем была интересна работа в этом фильме?

– Всем. Это было такое счастье! Было и есть. Хотя работа закончилась, и прошло какое-то время, Эльдар Александрович стал мне родным человеком. Я его называю крёстным отцом своей рок-группы, которую создала три года назад. Презентация моего первого альбома прошла в клубе у Эльдара Рязанова «Эльдар» на Ленинском проспекте в Москве. Эльдар Александрович постоянно держит руку на пульсе. Такое впечатление, что он чувствует всё, что происходит в моей жизни. Он пришёл и посмотрел Достоевского, спектакль Камы Гинкаса уже после того, как мы закончили работу.

Вот такой штрих. В тот день у них затопило дачу. Они должны были прийти на спектакль вместе с Эммой, женой Эльдара Александровича, потрясающе талантливой женщиной. Эмма вынуждена была остаться, потому что произошёл потоп. А Рязанов сказал: «А я пойду! Потому что вдруг она будет плохо играть. Она же знает, что я сегодня должен прийти» И Эльдар Александрович, несмотря на бедствие, приехал с дачи, расположенной за городом, на девятичасовой поздний спектакль с корзиной цветов. И ещё извинялся, что Эмма не смогла приехать из-за того, что спасает их дом.

Что же касается непосредственно работы... Есть режиссёры, которые держат актёра «на коротком поводке». Допустим, у тебя какое-то предложение: «А что если в этом месте…» А режиссёр говорит: «Нет». – «А может здесь…» – «Нет». Рязанов не такой. У меня было ощущение, что он всё слышит. Когда что-то предлагаю или высказываюсь о том, какая могла бы быть сцена, что происходит внутри персонажа, у мамы Андерсена.

Я не помнила, как смотрела на меня камера, всё было как в прекрасном сне. Когда всё сходится, когда ты находишься на своём месте. Ты бесстрашен, открыт, голый стоишь перед Богом и говоришь то, что думаешь. Как чистая молитва. Была чистота и обнажённая открытость. Потому что это не в чистом виде комедия. Мне досталась достаточно трагическая роль. Там есть замечательная сцена с собаками, которые больше меня размером…

И если там что-то получилось, то потому, что Рязанов тонко работал со мной. Он был заодно с камерой, а я – заодно с Богом. А Бог был со мной.

– Ваша рок-группа «ОКСи-РОКс» выступала недавно на фестивале в Лужниках «Рок против наркотиков». Видите ли вы пользу от подобных акций против наркотиков?

– Люди искусства высказываются по-своему. Кто-то борется против наркотиков, создавая наркологические клиники и ведя какую-то работу среди молодёжи и т.д. Молодёжь очень часто не реагирует, когда её учат, наставляют. Всегда хочется сделать наоборот. Я до сих пор такая. Молодые могут реагировать на какие-то вещи, опосредованно производящие впечатление. Не в лоб, а через какие-то другие вещи. Через музыку, искусство, живопись.

Когда человек обращается лицом к жизни, а не к тому, чтобы от неё убежать, то это и есть спасение от наркотиков. Это касается отчаявшихся людей, отчаянных по характеру, без чувства самосохранения. У человека, который принимает наркотики, нет страха перед смертью, он не думает об этом, ему кажется, что жизнь вечна. Надо попытаться отвратить или остановить его, повернуть куда-то в другую сторону. Быть может, он что-то услышит, его что-то увлечёт, или он что-то захочет сделать помимо этого.

Искусство призвано к таким поворотам. Ты не знаешь: на одного человека ты подействуешь или на тысячу. Если ты даже спасёшь каким-то словом или звуком одного человека, и он станет гитаристом вместо того, чтобы пропасть где-то в подвале со своими друзьями, принимая наркотики, то это уже будет шаг к жизни.

То, что сейчас музыканты выступают против глобального потепления в мире – я отношусь к этому нормально. Это правильно. Искусство иногда может сделать больше, чем политики.

– Вы пишете стихи к мелодиям, которые играют в вашей рок-группе. Когда вы впервые написали стихотворение?

– Первое стихотворение написала тогда, когда первый раз в жизни по-настоящему влюбилась. Это естественно, это делают все, без этого нельзя. Когда я во второй раз влюбилась, вновь написала новые стихи. И так это продолжается.

– Какие поэты оказали на вас наибольшее влияние?

– Иосиф Бродский. Я впервые прочла его, когда Джон Фридман, мой муж, подарил мне его первую книгу, когда он был запрещён в СССР. Книга была издана в США. Я тогда просто сошла с ума от счастья. Это какое-то безумие, какая высота, невозможный талант.

– По большому счёту вы учились сниматься в кино у Елены Цыплаковой в «Семейных тайнах». Почему вы так выделяете эту работу? Ведь она была далеко не первая в вашей кинокарьере.

– Действительно, не первая, но самая большая на тот момент. 24 серии - это не фунт изюма, не поле перейти. Был большой объём, возможность пройти разные стадии. Одно дело сыграть в «Каменской», хотя роль получилась интересной, забавной, но это три съёмочных дня. Три дня ты делаешь, вдруг получается или нет, а дальше идёт другая жизнь. Театр и прочее.

А здесь в течение полугода я была один на один с камерой (разумеется, ещё и партнерами и режиссёром). Камера всё время меня преследовала. Я так или иначе отслеживала, как в школе, какие-то ошибки, понимала, что делать мне не надо, куда мне надо стремиться. Для меня это действительно была школа, азы. Я интеллектуально, эмоционально и в то же время логическим путём пыталась для себя сформировать некие постулаты. Кино - это особая школа.

Я начала сниматься не так уж рано и не так уж много. Когда я сыграла первую роль, мне было 25 лет. Не с детства, уже после театрального института. Кино - это совсем другой мир, другие пристройки, отношения, внутреннее состояние, чем работа в театре. Хотя профессия едина, и актёрство – то же самое.

Я отношусь к актёрской профессии как к большой тайне до сих пор. И на этом держусь. Для меня каждая новая роль сулит новые открытия, ощущения. В сущности, чтобы не повторяться, не быть однообразной, надо, помня, забывать, что уже делал, и идти вперёд, каждый раз пропахивать эту почву заново. Брать плуг - и вперёд!

– Как вы считаете, найдётся ли продюсер на вашу картину, сценарий которой не вписывается в сегодняшний кинематограф? Почему эти фильмы отвергаются и есть ли шансы на успех?

– Больной вопрос. Эта одна из тех ролей, о которой продолжаю мечтать. Роль написана специально для меня. Мне кажется, фильм получился бы интересным. Вижу фильм внутри себя, так люблю его, хочу увидеть. Мне кажется, там будет много открытий для тех, кто придёт в зрительный зал, кинотеатр, кто увидит его на экранах. Мечтаю, чтобы Алексей Баталов сыграл роль, которая написана для него в этом сценарии. И Юля Рутберг сыграла бы, мне кажется, то, что она ещё никогда не играла в кино. Тонкую, нежную, другую героиню, незащищённую.

А почему это не сочетается?.. Скорее всего, до сих пор у нас в Госкино идёт акцент на патриотическое кино без нюансов. А наш фильм полон нюансов. Я и сама очень сложный человек так же как и моя сестра Марина Якут. У нас в семье женщины все очень чумовые.

Мне очень хотелось бы, чтобы такой персонаж появился у нас. Потому что это очень русский и в то же время очень космополитичный персонаж. Он мог бы быть в любой стране мира, потому что это человек, очень остро чувствующий время, занятый не только собой, а искусством. А такие люди, мне кажется, очень интересные для наблюдения.

Представьте персонажи Вуди Аллена. Они же не от мира сего. Безумцы. Там и юмор, жуткие комплексы, свобода – всё сразу. Очень хотелось, чтобы это когда-либо осуществилось.

Надежды пока не теряю. Ещё возраст моей героини от меня не убежал, мы идём с ним за ручку, продолжаю показывать сценарий.

Надо вновь предпринимать новые шаги, никогда нельзя терять надежды.

– Вы сыграли в ряде фильмов о советской эпохе: «Дети Арбата», «Звёзда эпохи». А как вы лично расцениваете время вашего детства, юности, времени практически всей жизни ваших родителей?

– Те фильмы, в которых я снималась,– хорошие фильмы. Фильм Виталия Мельникова «Агитбригада «Бей врага!» – время моих бабушек. Это послереволюционное время, сороковые годы. До и во время войны.

Конечно, знаю это по рассказам, и в детстве казалось, что это так далеко. Сейчас меняется об этом представление. Это было совсем недавно. То, что Виталий Мельников снял фильм о своём детстве. О том, как мальчик ездил с мамой по Сибири в поисках отца, которого расстреляли, а они об этом не знали. Ездили на плотах, встречались с разными людьми, попадали в разные деревни. Были староверы.

Я играю учительницу, которая уверовала в революцию вместе с пионерами, которые за ней отчаянно бегут и хотят сбросить крест с церкви, чтобы сделать Красный уголок.

Об этом времени знаю не только по рассказам моих предков, но и потому, что когда я делала дипломный спектакль по Фёдору Абрамову, то ездила на север. Там в деревнях встречалась со стариками, которые во время войны там валили лес. Это были в основном женщины, потому что все их мужья находились на фронте. Они рассказали о том, как советская власть приходила в те края. Какой кровью это всё далось. Как людей, лошадей, скот сгоняли в какие-то места и говорили: «Бросайте всю работу. У нас вышло указание, что мы будем строить новую жизнь. Мы будем читать вам лекцию…»

– Ваша самая дорогая награда из присужденных вам? Почему она вам дорога?

– Премия Иннокентия Смоктуновского. Наверное, потому, что его имя для меня очень много значит. Я очень его люблю, и все его работы для меня были какими-то открытиями. Я ходила на его спектакли, видела, как он грандиозно играл в «Господах Головлёвых» Иудушку. Сидела на самой верхотуре МХАТа, теперь Доронинский, этого огромного здания и видела тогда и слышала все нюансы в потрясающей тишине (а было от меня это где-то в четырёхстах метрах до сцены), это излучение, его магию. Всё это живёт во мне по сегодняшний день, как некое чудо. Его игра ни с чем не сравнима.

Хотя ко всем премиям отношусь очень иронично. Даже когда мне вручали премию Смоктуновского, произошёл забавный случай, казус. Я с трепетом держала эту награду за лучшую женскую роль, а потом выяснилось в конце церемонии, что остались ещё лишние награды. И со сцены довольные раздаватели-вручатели стали говорить: «Вы знаете, тут у нас ещё остались… Григорий Иванович, не хотите выйти, получить? Это мой друг. Григорий Иванович, поднимайся на сцену. Возьми тоже премию Смоктуновского». И так несколько «григориев ивановичей» получили эту премию заодно с нами. И, тем не менее, отношусь к этой премии с трепетом.

– Какой бы вы определили самый трудный период вашей жизни?

– Самый трудный период – когда выросла и не знала, как мне прорваться в актрисы. Потому что всегда знала, что это моё и там моё место. Как сделать так, чтобы это увидели другие? Вот это было самое трудное. Я прошла через театр Вячеслава Спесивцева, где мыла полы и драила зрительские кресла, заведовала канатным цехом, таскала кирпичи, месила цемент – всё для того, чтобы быть в театре.

Что-то сыграть, попробовать и пройти через эти жернова, чтобы всё во мне соединилось, зазвучало не только внутри, но и вовне. Это было тяжело.

Я совмещала Гнесинское училище, жуткие внутренние проблемы и раскардаш. И сам момент поступления – это был, конечно, ужас. Я ходила по лесу, а тогда жила в Люберцах, где была чаща, лежала на земле, обнимала деревья, сходила с ума, не спала ночами, истончилась, исхудала, превратилась в один живой нерв. Наконец, это каким-то образом выстрелило, и меня приняли, несмотря на серьёзный возраст – мне был 21 год. Берут-то до 18.

– Ваши пожелания всем любителям кино и театра в городе Бийске Алтайского края?

– Желаю счастья, гармонии души, любви, удачи и не бояться никаких моментов, которые кажутся непреодолимыми. Иногда это значит, что завтра будет другой день и другая жизнь.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru