Туризм / Алтай / РИФформа / Артисты

ВИКТОРИЯ ИСАКОВА:

«НИЧТО НЕ ПРЕДВЕЩАЛО МОЕГО АКТЁРСТВА»...

Евгений Гаврилов: – Виктория, несколько слов о работах, которые скоро должны появиться на экранах и в театре с вашим участием?

Виктория Исакова: – Ближайшее кино, которое должно выйти на ТВ, полнометражная картина, Первый канал, «Трудно быть мачо», режиссёр Вячеслав Сорокин. Ближе к Новому году или в Новый год – картина «Снежный человек», Константин Чармадов. После Нового года, весной – «Братья Карамазовы», режиссёр Юрий Мороз, летом или осенью «Пелагея и белый бульдог», тоже режиссёр Юрий Мороз.

Сейчас я снимаюсь в телевизионном проекте «Блудные дети», режиссер Андрей Красавин.

Что касается театра, то на сегодня это премьера, выпущённая в конце сентября, «Саранча», театр А.Пушкина. В театре пока из нового – ничего, но в конце сезона обязательно что-то появится.

– Несколько слов о проекте «Братья Карамазовы». Чем он был для вас интересен?

– Это проект, который снимался очень долго. Мы снимали его больше полгода. Год с лишним – окончательная доработка: коррекция звука, света. Вот только-только он закончен.

Он интересен тем, что, во-первых, это Достоевский, это те роли, о которых актёры мечтают с самого начала своей карьеры. Дай бог, чтобы повезло и чтобы такое пришло в руки. Режиссёр – один из любимых мной режиссёров, мой друг, и каждый раз работать с ним для меня большое счастье.

Потом там снимались замечательные артисты, молодые, мои друзья и прекрасные партнёры – Анатолий Белый, Елена Лядова, Сергей Горобченко, Александр Голубев, Андрей Ильин. Достаточно большое количество артистов, и со всеми было приятно работать. Там участвовал Павел Деревянко – мой близкий друг и любимый партнёр.

Мне кажется, что моя роль Екатерины Ивановны получилась. Всегда в представлении театра и, наверное, кино, потому что я единственный раз видела Пырьевскую картину, что она – женщина малого ума, истеричная, глуповатая. У меня, думаю, получилась умная, нервная, страстная, очень сомневающаяся женщина. Надеюсь, что этот образ мне удался.

Это сериал, 8 серий на Первом канале, а на DVD выйдёт полная версия - 12 серий.

– Что вы можете сказать о ближайшем вашем проекте «Трудно быть мачо»?

– Моим партнёром был Александр Лыков, с ним играли влюблённую пару, достаточно сложные взаимоотношения. Замечательный сценарий по книге Андрея Кивинова, совершенно удивительная история. Это роль молодой девушки, у которой проблемы в личной жизни, которая встречается с женатым мужчиной. Это сложно и мучительно для них обоих.

Саша Лыков украсил картину и мою работу в ней. Получила громадное удовольствие от общения с ним. Герой Саши Лыкова работает начальником охраны в большом магазине, в огромном центре.

– Одно время вы не стремились к работе в сериалах. Сегодня количество их в вашем графике возрастает?

– Это не сериалы. Всё, что я назвала, сложно назвать сериалами. 12 серий «Братьев Карамазовых»? Надо посмотреть картину, чтобы понять, что слово «сериал» к ней неприменимо. Это, скорее, телевизионный художественный фильм. Картина получилась длинной, потому что вместить то, что сняли и написано, очень сложно в полтора часа экранного времени.

Если когда-то говорила, что не хочу сниматься в сериалах, то это были «мыльные оперы», материал, в котором не было истории, то, что называется тягучкой, когда высасывают из пальца, когда нет сюжета, ролей. Когда из серии в серию понимаешь, что в какой бы момент ты не начал смотреть, ты всё равно ничего не пропустишь. Я имела в виду такие сериалы.

Не могу сказать, что против длинных историй. Против стосерийных историй. У меня нет для них возможностей, сил, желания, здоровья, чтобы выдержать такой объём. Нужен талант, чтобы суметь это пережить. У меня нет предпосылок. Моего таланта хватает только на короткие истории.

– Чем вас привлекают полнометражные проекты?

– Возможностью очень серьёзно работать над ролями. Никуда не торопиться. Не факт, что это во всех картинах, но во многих получается. Если снимается на ТВ сцена, и понятно, что она не удалась, надо что-то делать, в условиях телевизионного проекта, даже с большим бюджетом нет практических возможностей переснять эту сцену. Сложно, нет денег.

В условиях кино, когда снимается две минуты в день, возможна пересъёмка, возможно чего-то дождаться, что-то «родить». Другие временные возможности игры, существования.

– В вашем творческом багаже есть «доктор Живаго». Когда вы впервые открыли для себя это произведение?

– С «Доктором Живаго» Пастернака познакомилась лет в 17. «Братья Карамазовы» были в 14. В силу того, что росла в семье, где много читали, такую литературу познавала очень рано. Классиков и серьёзные произведения.

Может, всё произошло слишком рано. Что касается Булгакова «Мастер и Маргарита», которую прочитала в 15 лет – ничего не поняла. И когда перечитала этот роман в другой раз, это были невероятные впечатления, но мне не хотелось его читать, потому что в 15 лет мне ничего не понравилось. Я тогда читала запоем.

– Ваши родители были против того, чтобы вы стали актрисой?

– Мои родители были категорически против. Для моего папы это была катастрофа. Они не предполагали, что это может случиться. Это была абсолютная неожиданность и большое разочарование.

Они хотели для меня серьёзную профессию.

Мои родители не имеют никакого отношения ни к театру, ни к кино. Они не творческой профессии. Для них серьёзная профессия – юрист, экономист, социолог. Профессия артиста даже не рассматривалась в моей семье.

– Как же произошло ваше вливание в актёрскую профессию?

– Случайно, гуляя с собакой рядом с ГИТИСом, так решила. Мы просто жили рядом с Российской академией театрального искусства, а училась в школе в минуте ходьбы от неё. Всё случилось неожиданно.

Последний год готовилась к поступлению в Московский государственный университет на юридический факультет. Были такие планы, но они неожиданно изменились. Судьба, провидение. Не знаю, как это понять. Случилось, и объяснить это никак не возможно.

В школе у меня не было театра и ничего не было, что могло бы «оправдать» мою актёрскую профессию.

У меня много было спорта. Занималась серьёзно гимнастикой, ходила в музыкальную школу.

Наверное, как все девочки, мечтала, чтобы меня показывали по ТВ. Но это были мечтания на уровне: «Как это было бы хорошо, как здорово!» Это не была мечта детства, чтобы как-то раз, попав в театр, не расстаться с этой мыслью.

Если что-то и было публичное, то не в прямом смысле театр. Да, я занималась серьёзно гимнастикой, да занималась музыкой. Но музыку быстро бросила.

Я хорошо пела, и всё детство старалась дома где-то вылезать с этим. Были в школе какие-то КВНы. Я была активной, но ничего не предвещало моего актёрства.

– Занимаетесь ли вы по-прежнему спортом?

– Не занимаюсь. Я закончила заниматься гимнастикой в 12 лет и поступала в школу олимпийского резерва. Меня возил папа в Ростов-на-Дону. Но что-то по возрасту не сходилось: то ли надо приехать в конце года, то ли в начале года. А потом это всё заглохло.

У меня брат закончил школу Олимпийского резерва, он мастер спорта. Потом после серьёзной травмы ушёл из спорта. Мама была категорически против занятий мною спортом, не хотела, чтобы все её дети занимались им. Это были папины мечтания.

Я родилась в Дагестане, и всё детство прожила там. Там не было таких возможностей, как в Москве. Туда не приезжали тренеры и не искали детей, не раскручивали. Это мой папа, понимая, что есть что-то, попытался куда-то меня отвезти, показать.

У меня были успехи, было понятно, что есть талант в этом направлении. Но, опять же, его не развили до конца.

А мой папа – спортсмен, футболист. Сейчас занят организацией детской футбольной школы, всю жизнь посвятил этому.

– Поступили в ГИТИС вы случайно, но через год перешли во МХАТ.

– Это уже была не случайность. Это уже конкретное желание. Когда попала в ГИТИС, поступила в РАТИ, мне предложили, а мне было тогда 16 лет, пойти на эстрадное отделение. У меня очень хорошие вокальные данные. У меня это совершенно не пошло. Наверное, в 16-17 лет не была готова к таким нагрузкам. Достаточно сложным и серьёзным. Там надо жить в театральном институте.

Потом всё бросила, экзамены не сдавала. А в конце года поняла, что хочу получить профессию драматической актрисы. Забрала документы из ГИТИСа, и поступала на конкретное отделение к конкретным педагогам. Разобралась что и как, и всё было уже не случайно. Мне понравилось, я вошла во вкус.

– И вы попали к Олегу Николаевичу Ефремову?

– Это было невероятное счастье – на всю жизнь мне был подарок! Самый главный подарок в моей жизни. Сам факт того, что ты – студент Олега Николаевича Ефремова, накладывает невероятную ответственность. Это дикая ответственность. Мы абсолютно точно были избранными. Мы чувствовали, что нас как-то выделили из тысяч, тысяч, тысяч и выбрали – этих 22 человека.

Со временем нас стало меньше, но тем не менее, ощущение того, что ты принадлежишь к какому-то избранному клану людей, которые допущены и что мы можем называться студентами Олега Николаевича Ефремова, осталось.

Не могу сказать, что он часто нами занимался, но раз в неделю к нам приходил, разговаривал. И это самое главное, что он с нами говорил. Рассказывал истории о том, как делался такой-то спектакль, очень много говорил про актёрскую этику. Что можно, а что нельзя. Про отношения с режиссёрами.

Всему остальному, профессии как таковой, нас учила Алла Борисовна Покровская, которая тоже невероятный человек. Она нам была и педагогом, и матерью, и отцом, и бабушкой, и другом. Всё-всё абсолютно заполняла собой! И Роман Ефимович Козак, Дмитрий Владимирович Брусникин и Марина Брусникина – это люди, которые нам давали профессию.

А Олег Николаевич – это какие-то очень важные эмоциональные части.

Почему-то мне запомнился чеховский показ, когда мы делали работу по его отрывкам произведений А.П.Чехова. Ефремов пришёл к нам, посмотрел показ, и после него состоялось обсуждение. Он разобрал всё невероятно. Что и как каждому, и почему.

А потом сказал: «Чехова невероятно сложно играть! Я до сих пор не могу понять, как играть монологи? Как помочь артисту, чтобы он сыграл монолог». Это сказал человек, который много ставил, как режиссёр чеховские пьесы! Олегу Николаевичу было уже 70 лет! В 70 лет этот великий режиссёр, человек что-то не мог понять. И не боялся в этом признаться: «Вот я делал «Чайку». И из-за того, что я не знал, как помочь артистам сделать монологи, их максимально сокращал, убирал. Пытался придумать, как это сделать. Потому что очень трудно в современном мире объяснить, почему человек разговаривает сам с собой?».

Меня поразило не то, что он сказал. Я не могу дословно передать как это было сказано, объяснить. Я просто помню, что меня поразило, что он в чём-то сомневается. А для меня он был верхней инстанцией. И он в чём-то сомневается и не боится нам, младенцам, по сути, об этом говорить.

Не вспомню сейчас никакой отдельной ситуации.

А ещё говорила своему педагогу Роману Ефимовичу Козаку: «Что это такое? Я в каждом спектакле, каждой картине что-то новое открываю, каждый раз нервничаю, переживаю, плачу и понимаю, что ничего не могу!» И он мне ответил: «Как говорил Олег Николаевич, если ты перестанешь сомневаться, нервничать и каждый раз быть как в первый раз, то ты перестанешь быть артистом».

– У вас была роль Нины Заречной в пьесе Чехова. Что вы сможете сказать про монологи?

– Это вообще моя первая, дебютная роль в театре. Всё было сложно понять: что и как? Играла на такой интуиции! Профессии там ещё не было совсем. У меня лично. Произошло всё сломя голову, чтобы ничего не пропустить. Это было неосознанно. Уже стали какие-то осознанные роли. Позже, через 2-3 года. Я хотя бы что-то стала понимать.

А то, что роль Нины Заречной была моя первая роль после института, для меня, конечно, это было очень тяжело. Я, наверное, ничего там не смогла сыграть, как мне сейчас кажется. Если бы эта роль мне досталась сейчас, то гораздо больше понимала бы её.

И всё равно это был подарок судьбы. Это был грандиозный опыт. Меня вводил в этот спектакль Мягков. Игра с Татьяной Лавровой, с Мягковым, Кашпуром, с какими-то невозможными, потрясающими артистами, с которыми доведется ли мне когда-либо, с теми, кто остался в живых, встретиться на сцене. Это другое, великое поколение.

– В вашей жизни ещё была смена театра. С чем это было связано?

– Переход был такой. Пришёл новый руководитель в театр МХАТ, Олег Павлович Табаков, у которого были свои ученики, дети, пристрастия и т.д. Кто-то ему нравился, кто-то не нравился. И, естественно, мы немного отошли на второй план. Ученики Олега Николаевича.

Так сложилось, что меня это не устраивало. Кого устраивало, тот остался.

Тут Романа Ефимовича Козака пригласили в театр А.Пушкина, и Кирилл Серебряников собирался там ставить «Откровенные полароидные снимки». И он пригласил меня в постановку. А дальше Роман Ефимович, соответственно, пригласил меня в театр. Сказал, что если я хочу, то могу перейти.

Для меня это был правильный поступок. Театр Пушкина на сегодняшний день – это мой театр. Надеюсь, он таковым и останется, я его люблю, мне нравится труппа, люди, отношения между ними и люблю в нём работать. Он – мой дом.

– Спектакль в этом театре «Вий» был отмечен премией «Чайка». Чем он вам запомнился?

– На самом деле все спектакли были достаточно яркими, в которых играла. Просто какие-то отмечены призами, а какие-то – нет. «Откровенные полароидные снимки» тоже отмечены. Приз зрительских симпатий газеты «Комсомольская правда», у меня дома стоит статуя. Какие-то спектакли не были отмечены. «Сон в летнюю ночь» тоже номинировался на «Чайку». Я не получила её, но роль была в номинации.

Это совершенно не является оценкой. Кто-то получает, кто-то – нет. Это не значит, что этот спектакль лучший, потому что он получил «Чайку». Я не так к этому отношусь. Да, «Вий» – хороший спектакль, но если говорить о роли, то не могу сказать, что она мне дорога. Мне дорог спектакль в целом, потому что он нам доставляет удовольствие несколько лет. Мы, люди, которые работают, продолжаем на нём встречаться. Он живёт, лёгкий, до сих пор свежий, и нет ощущения, что он себя давно изжил.

Но он ничуть не лучше и не хуже других спектаклей. Я ко всем отношусь с любовью. А «Вий» очень любят зрители.

А к премиям отношусь спокойно. Это смешно. Есть какая-то премия или нет. Ну, оценили, не оценили. И потом оценивают же люди, это субъективное мнение. Кому-то нравится этот спектакль, кому-то – другой.

Предположим, в этом году у нас была премьера «Саранчи», а премия «Чайка» в этом году не проводится. Поэтому «Саранча» останется без «Чайки». Здесь никак не оценивается качество спектакля, наличие премий. Конечно, это приятно, когда получаешь что-то такое…

– Какой спектакль был для вас самым трудным?

– Самым трудным и интересным был «Лесная песня» во МХТе им.А.Чехова. Это первый спектакль студии молодых артистов при МХТе. Когда нас 12 человек, которых Олег Николаевич взял в труппу театра. Мы выпустили несколько спектаклей. Один из них – «Лесная песня» по пьесе Леси Украинки. Я играла главную женскую роль – Мавку. Это, наверное, самый дорогой и любимый.

Самый тяжёлый, потому что всё было в первый раз. «Чайка», Нина Заречная – это был дебют на большой сцене МХТа, а «Лесная песня» – на Малой сцене МХТа и первый спектакль нашей студии. В «Чайку» мы вводились в существующий спектакль, «Лесная песня» рождалась нами вместе после института и т.д.

Он был песней в прямом и в переносном смысле. Там было очень много музыки, и мы пели, и был выпущен саунд-трек к этому спектаклю. Диск, который продавался на спектакле. Было очень много музыкальных арий.

По ходу, если вспоминать, было много спектаклей, которые я за что-то любила. Каждый. И я вообще люблю театр. Если перечислять каждый спектакль, то можно вспомнить, за что его можно полюбить.

Но первый – самый запоминающийся.

– Ваши пожелания всем любителям хорошего кино в городе Бийске Алтайского края?

– Пережить всем трудности. Главное, чтобы все были здоровы. Чтобы кино и театр существовали. Хорошее кино. И чтобы мы не лишились его. У нас только-только начало что-то устаканиваться.

Основное – здоровье, чтобы пережить все трудности. И интересуйтесь театром и кино. А я и все артисты будем стараться обеспечить то, чем интересоваться.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru