Туризм / Алтай / РИФформа / Артисты

ИРИНА ГРИНЁВА:

«ИСКУССТВО ДЛЯ МЕНЯ – ТЕРРИТОРИЯ ПРЕКРАСНОГО»...

Евгений Гаврилов:– Расскажите о ваших проектах, которые выйдут в самое ближайшее время на ТВ, в кино и театре?

Ирина Гринёва: – Будет новогодний двухсерийный фильм, комедия, рабочее название «Откройте! Дед Мороз». Но как будет называться окончательно – не знаю. Должен выйти полуторачасовой фильм с рабочим названием «Золотая рыбка», но он тоже будет называться по-другому. Он также выйдет к Новому году.

В этом фильме я играю привидение. Известная певица погибает, а потом она находится в другой жизни… Это полнометражные телевизионные проекты. Сейчас это называется telemovie. Выйдет ещё исторический сериал «Сыщик Путилин» и детектив «Оранинбаум».

В театре же 6 октября должна быть премьера спектакля режиссёра Агеева «Орнитология». Возможно, спектакль будет называться «Птицы» или «Крылья» – не решено.

– Так сколько жизней необходимо вам, чтобы реализовать все ваши мечты?

– Наверное, три. Нужно много жизней: семье, детям, мужу, театру. Просто всё нужно совместить в одну жизнь. То, что я актриса, и говорила, что если бы имела две жизни, то в другой жизни была бы в монастыре. Но я уже избрала другой путь. А почему я говорила про театр Васильева? Потому что это подразумевало систему, похожую на монастырскую. Ты принадлежишь только этому театру, не имеешь права сниматься в кино, играть в других спектаклях. Я любила этот театр, но остаться в нём не могла, потому что хотела сниматься в кино и работать ещё с другими режиссёрами. Это закрытая система. Это было образное выражение.

– Вы ушли из театра Станиславского, в котором проработали много лет. Но со временем вы поняли, что вам нужен театр-дом, стационарная группа. Обрели вы новый дом?

– Я вернулась в театр Станиславского, играю там спектакль по пьесе 20-х годов Александра Файко «Евграф, искатель приключений», где играю канатоходку-немку Бетти Шрадер. Хожу на пуантах. Жизнь в театре у меня довольно свободная. Я спокойно играю в других театрах, снимаюсь в кино, и в то же время у меня есть какой-то дом.

Может быть, это болезнь провинциалов. Я приехала в Москву, чтобы быть актрисой. И когда приехала, мне хотелось работать или в Малом театре или Станиславского, обязательно в центре, чтобы это было историческое здание, чтобы это был театр. Конечно, времена изменились, и многие актёры предпочитают быть вне театра. Много отличных актёров ушли, например, Феклистов из МХАТа, Апексимова. Многие предпочитают уходить, потому что сейчас более свободная ситуация, ты можешь играть в разных проектах, тем более у меня много международных проектов. Не каждый театр терпит, когда такая занятость у актёров их труппы.

В репертуарном театре ты принадлежишь ему полностью. И можно сказать, что репертуарный театр – это хобби, потому что ты ничего там не получаешь, работаешь ради своего удовольствия. И уровень театра не всегда высок. Поэтому актеры предпочитают быть свободными, уходить из него, не принадлежать театру. Бывают и хорошие театры.

Но у меня старинный настрой. Я должна утром встать, пойти на репетицию. Чтобы у меня была своя гримёрка, где написано «Актриса Ирина Гринёва». Чтобы пришли любимые мои гримёры. И это даёт мне чувство спокойствия. Когда я уходила, да, я играла много проектов. Но мне некуда было возвращаться. Мы отыграли и расстаёмся. А мне необходимы ощущения старинного здания, театрального запаха и людей, с которыми продолжаешь работать.

– Антрепризу и сериал, вы сказали, трудно назвать предметом искусства. Тем не менее, вы активно принимаете участие в сериалах. Издержки профессии?

– Нет, не издержки. Дело в том, что я участвовала в международном проекте английского  режиссёра Деклана Доннеллана, где я играю Марину Мнишек в «Борисе Годунове» и играю Машу в «Трёх сестрах» в Лондоне, Париже, Москве, но это не антреприза. Это проект, где репетиционный период очень длинный, в который набираются лучшие актёры Москвы. Пробуется вся Москва, а из этих проб выбирают актёров.

А антреприза превратилась больше в частную лавочку, когда быстро собирается группа актёров, желательно, чтобы были дешёвые декорации и было поменьше актёров, чтобы они побольше получили. Большое количество актёров антрепренёру невыгодно. Лучше взять пять, из них три звёзды. Им заплатить побольше, а двоим поменьше, и ездить по городам с гастролями, зарабатывать большие деньги. Вот это сегодня называется антрепризой. У меня таких проектов не было.

Что же касается сериалов, то да, я в них участвовала. Но сериалы бывают разной градации. Я никогда не участвовала в ситкомах и в «мыльных операх». Те сериалы, в которых снималась я, были 12-14-серийными. Это считается больше телефильмом. Другие условия. Это не пятнадцать минут выработки в день. Это условия, когда подбираются костюмы, когда как-то репетируются сцены, когда режиссёр заранее знает, что хочет увидеть. А ситком - 15 минут выработки в день. По 15 минут в день ты десять дней можешь хорошо сыграть, а 11 – спасибо, что текст говоришь, а на 16 – тебе текст пишут, а ты его читаешь. И как бы ни старались актёры, режиссёры – есть определённый уровень сериала. Такие условия. Хотя мы понимаем, что народу нравится, и это смотрят.

Но это как есть опера и есть мюзикл. Опера – более высокое искусство. Мюзикл – это тоже искусство, но... Есть классическая музыка, а есть шансон. А сериал не относится к произведению искусства. Это продукция быстрая, на потребу. Чтобы снять хорошее кино, требуются годы.

– А как же такие сериалы, как «Идиот» Бортко?

– Да, сейчас стараются. Но это уже другие условия. Не такие, как у нас снимались «Семнадцать мгновений весны». Когда снимали на плёнку, два года. А тот же Бортко снимает от силы четыре-пять месяцев. Это при лучших обстоятельствах. Конечно, благодаря таланту актёров и режиссёра, получается продукт лучше. Потрясающий сериал, где Женя Миронов играет Мышкина. Я считаю, самое обидное, что сериал подразумевает рекламные паузы. Человек режет салаты и смотрит «Идиота».

Другое дело, «Не родись красивой». Можно резать салаты, с детьми поводился, параллельно ты слышишь текст. А тут серьёзнейшая работа Жени Миронова. Потрясающая. В принципе, если бы это было кино, мы смотрели бы это на одном дыхании и смогли бы оценить. Многие не могут оценить это по достоинству, потому что какой-то серии ты не видел, на какой-то рекламной паузе потерял общее впечатление от Достоевского. Если ты пропустил одну главную сцену, то у тебя нет впечатления об этом персонаже.

Да, спасает талант актёров, режиссёрские находки, его талант – это много значит. И на Западе были хорошие сериалы. Есть определённый уровень. Есть определённая хорошая, творческая работа. Но это для себя.

И сериал всегда дешевле, чем кино. Чтобы создать серьезную картину, того же «Идиота», «Братьев Карамазовых», если это делать произведением искусства, нужен совсем иной подход. Читаешь интервью Демидовой, когда она играла в «Стакане воды»,– костюм искался долго и тщательно. Артистке, носившей парик, давали косы, и она ходила по улице с ними и дома, чтобы к ним привыкнуть. Костюм носился, если ты играешь в фильме Чехова, чтобы не был новым. Его искали, художники работали.

Сейчас ты приезжаешь на сериал и видишь первый раз свой костюм, художника по гриму. «Здравствуйте! Давайте быстренько, за два часа, сообразим, что мы сейчас сделаем». Так сделаем или сяк. Что это за образы? Если подготовительный период – три месяца. Натуру они быстро, галопом по Европам поехали искать. Это снимается не на плёнку – другое качество. Всё в минус. Делается всё, чтобы артист не сыграл. Хорошо сыграть в сериале – вопреки всему. Это кровь, нервы, слёзы. Жизнь актёров и режиссёров, которых просто кидают на площадку. Другие зарабатывают на этом деньги. Чтобы хорошо сыграть, нужно из кожи вылезти. Сыграть с двух-трёх дублей.

– Но некоторые сериалы снимают на плёнку.

– «Дети Арбата» – другой продукт. Он красивее. Сцены лучше сделаны. Но всё равно, условия сериала.

Сейчас, когда идёшь по улице или встречаешься с людьми, часто слышишь: «Вот раньше были актёры! А что сейчас такое творится?». А что творится? Вы вспомните последние фильмы И.Смоктуновского и последний фильм Е.Леонова. Не буду называть их, чтобы не оскорблять режиссёров. Это слабые фильмы, где Смоктуновский играет какого-то бандита, вора в законе. Это жалкое зрелище! Жалкое зрелище не потому, что Смоктуновский стал хуже играть. А потому что продукция, в которой он участвует – дешёвая, и там невозможно ничего сделать.

И судить актёра, что он на это подписался, нельзя. Ему надо как-то жить. И он же не может вообще не играть. Сейчас время сериалов. Кино мало. Кино стало становиться на ноги только после 2000 года. До этого его не было. Это молодое кино. Ему только 7 лет. И его мало. Мало выпускается премьер. Это время сериалов. И что же актёр, рождённый на это время, если будет отказываться от этого, просто не будет играть. Ему 22, он не будет играть 10 лет. Что дальше?

Когда же были времена советской власти, актёры не хотели играть коммунистов или участвовать в историях про завод. Но они играли, потому что они актёры. И пытались что-то найти. Такие обстоятельства. Мы, актёры, сейчас обречены на такие обстоятельства. Судить о том или ином актёре мы, конечно, можем. Опять же Миронов, который потрясающе сумел в этой ситуации сыграть текст Достоевского, над которым обычно, когда снимается кино, работают годами. Даже в спектакле по-другому. А здесь взял текст, пошёл на площадку и давай! Быстро развели и всё. Иногда талантом актёра удаётся это покрыть. Но судить артиста в этой ситуации невозможно. Эти претензии надо адресовать к работодателям, финансистам, продюсерам, каналу и т.д.

Когда актёр выходит на сцену, он как голый. И вы в театре можете судить о личности актёра. Как он играет. Хороший или даже плохой спектакль. Но актёр выходит один на сцену, произносит монолог, и вы можете определить, что он из себя представляет. Кино – это полностью режиссёрская продукция. Если ты снимаешься у плохого режиссёра или когда продукцию снимают за пять дней, или оператор плохой, который снимает с затылка, когда необходимо снимать в анфас. Это искусство, по которому очень трудно судить актёра.

Можно снять бездарного актёра потрясающе. У Феллини играли не актёры, они играли гениально. Это другая история. Можно снять человека с улицы и снять его потрясающе, если он просто попадает в персонаж. Но это не значит же, что он актёр. И можно изуродовать потрясающего актёра.

– У Анатолия Александровича Васильева вы много читали и работали над текстом. Вы у него научились работать с текстом?

– Научиться работать с текстом – это задача любого актёра. Если ты не умеешь этого делать – ты не актёр. Я заканчивала в то время, не знаю, какая сейчас обстановка в театральных вузах, но мои друзья, которые учились на курсах, педагоги, руководители появлялись редко, они видели их как красное солнышко. А принадлежали к молодым ученикам, которые вели курсы и которые мало что могли дать. Анатолий Александрович Васильев – мастер. Он владеет несколькими школами. Психологического, мифического, драматического театра. Это кладезь, у которого есть многое.

Я училась у мастера и училась у людей. Мы каждый день работали над текстами, их разбирали. То, чего многие ребята тогда из театральных вузов были лишены. Лишены школы. А принципе это задача любого актёра. И сейчас можно встретить молодых ребят, которые просто не умеют читать стихи, мало их знают. Не знают наизусть. В театре много молодых девочек, которые приходят ко мне в гости, мы разговариваем, которые только что закончили вуз, общаемся.

И вдруг я понимаю, что половину мирового кино они не знают, не видели. Кто такой Акира Куросава? А стихи наизусть не знают вообще. Это дипломированные актёры, актрисы. И каких-то историй за плечами этих актёров нет. Они только сейчас появились. Сериалы пошли.

Реальная история в Питере, как молодой режиссёр снимал пробы. К нему приходит актёр Басилашвили. И молодой человек, не зная, кто перед ним, говорит: «Вы не могли бы прочитать мне текст? Я хочу увидеть ваш темперамент. Хочу понять». Вот это реальный мальчик. Кто такой Басилашвили? Он хочет увидеть его темперамент! Вот в такой мы сейчас ситуации.

Спросите сейчас с микрофоном в людных местах молодых людей: знают ли они, кто такая Инна Чурикова? Кто такой Иннокентий Смоктуновский? Даже Высоцкий, хотя его песни ещё звучат. Мало кто это знает. А кто играл в сериале «Бедная Настя», «Не родись красивой», «Няня» все знают. Вот вам и истина!

О чём говорить, если Константина Лавроненко, который получил приз на 60 международном фестивале за лучшую мужскую роль в Каннах, не знают. Вы представляете, если в Колумбии актёр получил приз в Каннах? Что бы было, к примеру? Это был бы народный герой. Наверное, были бы щиты по всей Колумбии, и она гуляла бы три дня. Или в Польше. Да, вышло несколько статей в газетах. Кто знает, кто такой Константин Лавроненко? Зато все знают героев сериала «Ушастик и его друзья». Зачем нам Канны? Что там происходит – неважно.

У меня была реальная история, когда приглашали ведущей на ТВ. Мне говорили, что нужен партнёр-мужчина. Хорошая, душевная передача. Меня попросили кого-нибудь посоветовать. «Нужен мужчина с положительным обаянием. Звезда». Я говорю: «Это Константин Лавроненко, лучшего нет». – «А кто это такой? Нам нужна звезда». - «Уж куда звездее?! Куда больше?! Приз Каннского фестиваля!». – «Нет, нам нужен, может, кто-то из «Ментов», что ли».

Я верю, что талант в России не затеряется. Да, сейчас такое время. Но такое ощущение, что на ТВ происходит явное массовое отупение зрителей. Как будто специально и целенаправленно. Да, я человек из этой индустрии, но меня это ужасает. Когда говорят: «Пипл хавает» – ужасная фраза. Или: «Это же требует народ. Высокий рейтинг. Нам народ диктует такую пошлость. И если он такой, то мы и делаем продукцию именно для него».

Нет, ребята, это не так. Дело в том, что диктуем мы. Формируем вкус народа. Мы. И если просто сейчас взять и каждый день в течение года всё убрать из этих каналов, и будет звучать просто классическая музыка Бетховена, Брамса, Чайковского. Вначале весь народ будет в ужасе. Не будет смотреть телевизор, будет бастовать. Но поверьте, к концу года, на другой год они будут уже в ней разбираться, и, возможно, через два года уже никто не захочет смотреть сериалы. Будут меняться вкусы. И это уже будет другой народ. И им уже будет нужно другое.

Если каждый день показывать человеку такую ерунду, как сегодня, конечно, он привыкает. Думает, что так должно быть. Наверное, это хорошо. И такого засилия сериалов нет ни в одной стране мира. Приезжаешь во Францию или в Лондон и понимаешь, как там мало сериалов. Как это с утра до ночи идут сериалы? Одни и те же лица артистов из канала в канал. Это смотреть вредно для сердца. Это не формирует человека, а расстраивает его психику. Нужны деньги, а не искусство. О чём ещё говорить? Это продаётся. С рекламы берутся деньги. Чем меньше затрат – тем лучше. Сняли одной камерой в одном помещении – и отлично! Зритель всё равно будет смотреть. И всё.

– В свободное время вы пишете стихи и сказки. Почему сказки? Вам не хватает грёз на сцене?

– У меня нет такого таланта, как у Достоевского, этого дарования, а сказки – это образное мышление. В маленькой притче выражаешь свою мысль через образы. Это мне под силу. Именно в этом ключе я могу писать, и понимаю, что остальное у меня получится не очень. Это, скорее, философские сказки-притчи. В стиле Оскара Уайльда. Это один из моих любимых писателей. А в детстве же у меня был Андерсен. Сказки – это чудесно!

Мне вообще не нравится реальность. Мне кажется, что время, которое сейчас, не интересное, чтобы о нём писать. Даже смешно. Достоевский пишет о Раскольникове, атмосфере города, каким был Петербург, чем люди жили. Сама жизнь была художественна.

Допустим, в СССР самым художественным временем были военные годы. На войне люди поставлены в определённую ситуацию, где проявляют себя как герои. Такой любви и сплочённости, взаимоотношений не было до войны, и вдруг это всё вскрывается. И в этом страдании, смертях, разбитых судьбах возникает красота и художественность. Это время, о котором можно снимать кино, и эти герои ими являются. В определённой ситуации.

Интересны пятидесятые годы. А наше время? Истории, снятые в офисе? Или как делят мир бандиты? Взаимоотношения мужчины и женщины – да. Можно снимать. Но кино – другая история. Но о чём писать? Ситуация сейчас не художественна. Разве только человеческие взаимоотношения. О любви. А фактура не привлекательна для меня.

Поэтому гораздо интереснее заключить эту ситуацию в сказочные образы. Искусство для меня – территория прекрасного. Мне неинтересно отображать реальность как она есть. Кому она нужна? Мы же не можем сказать, что наш взгляд на реальность правильный. Реальность более сложна, чем это выражается в тех же сериалах. В жизни так много ужасного и прекрасного. Оно всегда есть. И искусство – это та территория, где в безобразном надо увидеть прекрасное.

Любой алкоголик, который валяется на улице, – это целая судьба. И, может, она прекрасна. Но когда мы проходим, то видим то, что сейчас случилось с человеком – это безобразно. Но что за этим стоит – мы не видим. И если снимать кино, то нужно снимать не то, что видим сейчас, а смотреть в глубину, изучать линии человеческой души. А изобразить, как оно есть, как вы окунулись в толпу и увидели ужасные лица – это не нужно. Это не предмет искусства.

Показать безобразное как оно есть? Нужно в безобразном увидеть прекрасное. Любой талантливый художник или режиссёр, если взять мировые шедевры, это именно наклон, когда реальность изображают с определённой стороны. Я всегда повторяю одну и ту же фразу, которой лучше не скажешь. Томас Манн говорит словами Иакова, когда к нему подходит сын Вениамин, который слагал песни или писал стихи, и Иаков ему говорит: «Поэзия – штука опасная. Если в ней нет заботы о Боге, то она превращается в беспутство».

Я считаю, что это относится к любому виду творчества. Человек на земле рождён ради любви, чтобы соединиться с Богом и ради него. Если он сам по себе, то все его действия превращаются в беспутство. Это не имеет формы, красоты. Человек находится на земле, чтобы обожествить друг друга. Чтобы поднять, а не прибить. И искусство – это та территория, когда человек смотрит что-то, или проходит путь через катарсис, и это поднимает его дух. То искусство, которое опускает, вредно для сердца, губит их.

Если тебе сделают неправильно операцию, то доктор будет за это отвечать. Но мы, работники искусства, ведь не отвечаем за сделанное. Миллионы человек смотрят эту ересь, пустоту. Ты играешь в спектакле, снимаешься в какой-то продукции, и ты населяешь тысячи людей пустотой и бессмысленностью. А ведь ты можешь эти сердца заполнить смыслом.

– Ваши пожелания всем любителям кино и театра в городе Бийске Алтайского края?

– Чтобы берегли и любили друг друга. Жизнь очень ценна. Надо стараться быть счастливыми. Есть такая ценность, что мы живём в одно время. Мы – одно поколение и уйдём в одно время. Сменится одно поколение, придёт другое, другие люди. И вот то, что мы сейчас вместе, должно толкать нас к тому, чтобы любить друг друга и беречь. Жизнь не такая длинная, чтобы её тратить на что-то плохое. Нужно идти вперёд и любить друг друга.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru