Туризм / Алтай / РИФформа / Cпортсмены

НИКОЛАЙ АНДРИАНОВ:

«СДЕЛАТЬ ТРОЙНОЕ САЛЬТО – ТРУДНЫЙ ПУТЬ»...

Евгений Гаврилов: – Николай Ефимович что вы возглавляете сегодня, и какие задачи перед вами стоят?

Николай Андрианов: – Детско-юношескую школу олимпийского резерва, которая подчиняется спорткомитету России. У меня две задачи. Чтобы было развитое подрастающее поколение и второе – подготовка высококвалифицированных гимнастов и плюс, конечно, тренерского состава.

– Семь лет вы работали в Японии. Чем были продиктованы столь долгие временные рамки?

– Я тренировал в Японии сына своего соперника, гимнаста Мицуо Цукахары. В честь его назван прыжок.

Он тогда приехал на Олимпийские игры, посмотрел и сравнил: чем сын его владеет и чем владеет наша сборная. Я работал тогда где-то 11 лет старшим тренером сборной СССР. Нас частенько приглашали с моей женой, Любовью Бурдой, проводить в Японии семинары.

Мицуо пригласил меня в Японию и спросил: «Что можешь сделать из моего мальчика, сына Ноаи?» Я посмотрел на него, он неталантливый был, но сказал: «Давай попробуем сделать из него Олимпийского чемпиона». Он, действительно, стал Олимпийским чемпионом в командном первенстве.

Но с ним работать пришлось очень тяжело. У него масса недостатков. Особенно огромный недостаток – зрение. Он не видит перекладину. И иногда делал такие эксперименты: он бежит на прыжок, я убираю мостик – и он продолжает бежать! Я ему говорю: «Стоп!»

Но желание у него стать, как отец, было огромным. Он стал шестикратным чемпионом Японии. Это очень сложно само по себе.

– Но у вас были и другие ученики. Масаки Эндо, например.

– Не только он. Это тоже талантливые ребята. Зал «Асаки» относится к страховой компании. Директор – Цукахара и жена его – бывшая гимнастка, участница Олимпийских игр 1968 года. Они хотели, чтобы сын его, а не Масаки Эндо, Еши Кацо или кто-то другой, получали больше внимания. Всё направление работы и весь удар были направлены на подготовку их сына к Олимпийским играм. Своя рубашка ближе к телу.

Я поехал в Японию на один год. Но заигрался. Пока он на Олимпиаду попал, пока стал второй в мире, потом третье... И мне хотелось всё больше и больше. Так я и пробыл в Японии семь лет.

– Какие изменения произошли в нашей стране, пока вас не было?

– Когда приехал во Владимир, гимнастика здесь была слабенькая. Да и до того, как начал тренировать Цукахару, слабенькой была и японская гимнастика. Основной толчок и направление давал один человек. И молодёжь за ним потянулась. Как у нас говорят, всё дурное заразительно. Вот так и там получилось. Хорошее они быстро восприняли. Команда у них была, конечно, такая, что в десятку попасть не могла. Если бы не Цукахара, не попали бы. А сейчас они стали чемпионами Олимпийских игр.

У нас с японцами давнее соперничество. То мы выигрываем, если у нас пробило, то японские гимнасты. А потом наоборот. И так из года в год.

– Отличается ли методика тренировок русских и японских спортсменов?

– Конечно, отличается. Дело в том, что ты японскому спортсмену дал задание, отвернулся, он это задание делает, пока ты ему не скажешь «Хватит, хватит, хватит». Там можно не проверять. Сколько ты ему сказал сделать упражнений, комбинаций, столько он и сделает. Они настолько честные в этом плане и настолько легко с ними работать! Полегче, чем даже с европейцами. Они очень работоспособные. И дисциплина на высоком уровне.

А в нашем виде спорта нужна прежде всего дисциплина.

Меня пригласил мэр города, люди из бывшего обкома партии для того, чтобы возродить гимнастику. Она была у нас на хорошем счету. Владимир – маленький городишко, не считая мелких брызг – бронзовые, серебряные олимпийские медали. Только олимпийских медалей одиннадцать!

Гимнастика была сильной – и вдруг провал! Сейчас у нас в сборной мальчик выступает: на чемпионате мира вторым был, на чемпионате Европы – третьим. Неплохо. Лучше, чем вообще ничего. Плюс в сборную России входят человек пять.

– Изменились ли спортсмены-гимнасты сегодня?

– Какие-то они лодыри стали! И тренеры лодыри, ленивые. У них, по-моему, в голове только заработать побольше денег. Я могу сказать это. Вот у меня сейчас новое тренировочное оборудование завезли. Просто так дали. Банк дал, который является спонсором основного состава сборной команды России. Я находился на Круглом озере и сам расставлял и вольные упражнения, и коня, и кольца. Начинаешь их просить: «Ребята, хоть для себя что-то сделайте!» – «А сколько нам заплатишь?»

У нас таких вопросов никогда не было. У меня создалось мнение, что сначала плати деньги всем, а потом занимайся гимнастикой. Если сравнить наше и новое поколение – у нас такого не было. Но стремление и желание у многих есть. Никуда от этого не денешься.

– А как относятся к подобным просьбам в Японии?

– В Японии сказал: «Тащи! Чем дальше, тем лучше для тебя». И, конечно, утащит. А у нас: чем больше тащить, тем больше платишь.

– Вы начали заниматься гимнастикой довольно поздно – в 12 лет. Добились невероятных успехов. Когда бы вы определили оптимальный срок начала занятий гимнастикой?

– Мы приглашаем в гимнастику с 6-7 лет. Но я считаю, и глубоко в этом уверен – нужно немножко позже. С 9 лет – самый объективный вариант. У мужиков. У девочек не говорю. Девочки, наверное, с 7 лет. А у мальчиков с 9 лет, когда более-менее окрепшие кости. В 12 – чуть поздновато. Если бы я начал с 9, то, может быть, достиг бы и больших успехов… А может, и меньших. Кто его знает?

– Что должен уяснить спортсмен, начавший своё физическое совершенствование?

– Нужно поставить себе какую-то цель. Цель ставит каждый человек. И цель: «А почему не я? Вот он может, а почему я не могу?»

Так и у меня получилось. Мой друг мог что-то делать, а я себе сказал: «А почему ты так не умеешь делать?» Этот друг меня и привёл в школу. А потом получилось так на соревнованиях: «А почему не я? Почему он?» И всегда задаёшь этот вопрос: почему? Поэтому и хочешь быть первым.

– Но, придя первый раз с группой ребят, вы спустя некоторое время ушли из гимнастики…

– А почему ушёл? Дело в том, что в 15-17 лет переходный возраст у каждого ребёнка. Он есть у каждого. Хочется погулять, погода на тебя влияет. Хочется покупаться, всё бросить. В этом возрасте у мальчиков и у девочек особенно тяжёлый характер. Как бы становятся взрослыми. Вот поэтому я и ушёл из гимнастики.

– Какими аргументами Николаю Григорьевичу Толкачёву вас удалось убедить вернуться вновь в зал и продолжить занятия?

– Аргументы простые. Он же набирал детей-подростков из трудновоспитуемых, которые шлялись по улице, били окна, стёкла. Он их потихоньку собирал. И в том коллективе, в котором мы находились, ребят-спортсменов это всё удовлетворяло.

Он пошёл немножко по другому пути. Собрал всех трудновоспитуемых подростков. Он больше был даже не тренером, а психологом. Наверное, дети на него равнялись. Доверяли ему, как отцу. Он был очень эрудированным, разбирался во всех вопросах, науках.

Если я говорю «трудновоспитуемые подростки», значит, они плохо учились. Он, по-моему, закончил школу с золотой медалью. Уже был как образец. Плюс его эрудиция. А у большинства из нас были двойки да тройки. И пока мы не сдадим ему определенный участок программы, он к тренировкам не допускал. И так далее.

– И ходил на родительские собрания?

– А почему и нет? Ходил. Это тоже было определённым психологическим ходом.

– Вы первым исполнили тройное сальто в соскок с перекладины. Как вы пришли к нему?

– Понимаете, где есть одно сальто, там есть два сальто. Где есть два сальто, там три сальто. Где есть три, там четыре… Дело в том, что в тех условиях, в которых ты находишься, условиях тренировок, надо задать какое-то условное направление. И вот здесь идёт психологическая подготовка. А что если сделать вместо двойного тройное сальто? И ты думаешь, как это попробовать. Ходишь, вынашиваешь всё это. День, второй, третий, четвёртый. Потихоньку обкладываешь снарядами то место, где приземляешься, чтобы помягче было. Рискнул, сделал. И пошло, пошло, пошло. Я был одним из первых его исполнителей вообще-то.

А потом и тренер вместе со спортсменом начинает расти, тоже начинает соображать.

Это сложно прокручивать всё в голове. Дело в том, что у меня крутилось в голове, вплоть до того, что в туалет иду, и прокручивается в голове тройное сальто. Это было настолько долго, что, когда уже бросил гимнастику, лет восемь крутилось. Нужно было ещё успокоиться. От той программы, с которой я выступал и бросил уже выступать. Представляете, насколько я был поглощён этим видом спорта, вжился в роль…

Теперь из головы это вышло. Когда у спортсмена это есть – хорошо, а когда уходишь из спорта - плохо. Как говорят у артистов: «Вжился в роль – немножко ненормальный».

– Тренируетесь ли вы сейчас?

– Не тренируюсь сейчас потому, что ноги начали потихоньку болеть. У меня хоть и не было травм, в основном я гимнастику прошёл без серьёзных травм, не было никаких операций, но почему-то ножки побаливают. Высоко прыгал. Так что ноги меня подвели. Не зря говорят: «Ноги мои – кормилицы мои».

Раньше играл в гольф. Дело в том, что один из самых сильных гимнастов Японии подарил мне два комплекта клюшек. Вначале один, а потом – второй. И я понемногу приобщился к этому виду спорта. А у меня через дорогу, где я жил, было как раз тренировочное поле, и там тренировался. Время мне некуда было девать, его убивал. Ходил на гольф-поле от нечего делать почти каждый день.

– Какие качества необходимы в первую очередь спортсмену?

– Самая большая победа над собой – нужно вовремя сосредоточиться, когда отвлекают чем-то не нужным для тебя. Необходимо настроиться именно на то, чем ты занимаешься в этот момент. Нужно исключить ненужные помехи. Когда, например, кричат. Так нужно собраться, чтобы ничего тебе не мешало. Именно эти качества должны быть в гимнасте.

Это вырабатывалось во мне годами. Не то чтобы вырабатывалось с соревнованиями. Я же многого достиг постоянными выступлениями. Примерно до 100 показательных выступлений делал в год. На публике, на зрителях. Опыт был просто бешеный. Это не только официальные выступления. Тех было в год порядка десяти. И получается 110. Они мне очень помогали. В этом секрет моей концентрации на соревнованиях.

– Почему ваши показатели на выступлениях превышали показатели на тренировках?

– Всё связано с опытом и прокрученными комбинациями в голове и их реализацией. С таким опытом это должно было во что-то выливаться.

– Чем вам запомнился чемпионат Европы 1971 года, когда вы выдвинулись в первые ряды советских гимнастов?

– Во-первых, я поехал молодой. Во-вторых, такое большое количество зрителей первый раз увидел в своей жизни. Соревнования проходили на велотреке. Было неисчислимое количество зрителей.

Поехал на эти соревнования запасным. А выступали Михаил Воронин, который был моим кумиром, Виктор Клименко и запасным был Богданов, которого я и подменил. Воронин меня подбадривал как мог, единственный: «Коляшка, давай, давай, давай! Ты у нас незаменимый!»

Я привёз тогда две золотые, две серебряные и две бронзовые медали. Эти соревнования и дали мне толчок в спорте на дальнейшее.

– На Олимпиаде в Москве вы давали клятву честности. Как это всё происходило?

– Была подготовка. Это были два часа изнурительной работы. Подготовка к произнесению клятвы. Но подготовка производилась под запись. Ты просто открывал рот и произносил заученные слова. Мы знали, о чём говорили. Клятву произносили, но она была предварительно записана. Микрофоны были отключены. Накладок не должно было быть никаких. Там, наверху, члены Политбюро стояли.

– Олимпиада в Москве была вашей последней и самой трудной?

– У меня была травма ноги. Это только после Олимпиады я узнал, что у меня был надрыв ахиллова сухожилия. Сломано ребро и травма хряща. Нашим врачом была Зоя Сергеевна Миронова, которая являлась одним из лучших специалистов по травмам в ЦИТО. Она мне делала уколы.

А старший тренер смотрел: не сачкую ли я? Действительно ли у меня болит? Получилось так, что он начал задавать вопросы для себя: почему я не выступаю на первенстве СССР? А я не мог выступать. Старший тренер контролировал всё, что происходило со мной. Рёбра болят? Ноги болят? И не очень доверял. Доверяй, называется, но проверяй!

И поэтому на Олимпиаде приходилось себя переламывать. Дело в том, что я чувствовал, что это последние мои соревнования. И впереди были четыре года. И больше я их не протяну. А протяну – нужно тренироваться и четыре года ждать. Так что нужно было выложиться именно сейчас. Хороша ложка к обеду.

– Так просто?

– Мне это давалось просто. Я моделирую сейчас свой путь. Я же работал старшим тренером СССР. И таким гимнастам, как Виталий Щербо и другие, им тоже гимнастика давалась очень легко. Это люди, которым говоришь одну ошибку, и они её исправляют в один присест. Ещё раз повторяешь, ещё раз исправляют. Настолько это профессионалы своего дела. Для меня гимнастика была отдыхом. Может, поэтому я и прошёл без травм...

– Когда вы начали думать о собственной методике преподавания?

– Это было ближе к закату спортивной карьеры. Дело в том, что в моей методике ничего сложного нет. Вот, например, как нужно подготовиться к тройному сальто? Нужно юного гимнаста до тройного сальто подвести. А потом можно сделать тройное сальто прогнувшись. Сделать тройное сальто – это долгий путь. Нужно очень хорошо знать технику и очень здорово методику. Тогда всё будет ясно. Тогда можно сделать из среднего человека неплохого спортсмена.

Как нужно подвести к этим сложным элементам? Как научить? С какими ошибками ты встречаешься в процессе этого? Как их миновать? Как научить, чтобы от них избавиться? Вот и всё. Сверхъестественного ничего нет.

Когда ты всё это знаешь, можешь считать себя профессионалом. Но при одном условии: если ты знаешь. Тогда спокойно можно подготовить олимпийского чемпиона. Что я и доказал. Это и была моя задача. Но чтобы это узнать, нужно съесть целый пуд гадости, испытать всё на своей шкуре.

Меня удивляет: у нас как хороший спортсмен, так плохой тренер. Хотят сделать чемпионом совсем посторонние люди, которые всё время нам старались помогать, помогать. Что-то нам не хватало, мы требовали: дайте это и это. А потом у них получается: как хороший спортсмен, так плохой специалист. Давай-ка мы этого хорошего спортсмена на набор пустим. Не на хорошее звено, а именно на набор.

И получается: он проработает там лет десять, и всё позабудет. Так как не идёт в ногу со спортом. Таким образом у нас пропадают эти люди. Лучшие кадры уходят. На набор. Почему? Потому что они много раньше просили. Я так думаю. Это моё личное мнение. Потому что я работаю в этой школе.

– Что приходит на память от трёх Олимпиад, на которых вы участвовали?

– На ум приходит вначале плохое. 1972 год. Я подхожу на прыжок, и швейцарцы – будь они прокляты! – начинают бить в колокола. Они любят с собой таскать колокола. И они бьют в них. И вот я разинул рот на это, начал на них наверх смотреть, и отдал прыжок другому спортсмену. Некому было тебя поддержать, а я варежку разинул. Можно было сделать любой прыжок – и становился олимпийским чемпионом.

До сих пор жалею, что отвлёкся на это. Мне не хватило опыта. И лишился олимпийской медали. Медаль тогда получил немец. Он мне сказал: «Спасибо, я всю жизнь мечтал об этом». Это была упущенная медаль. Столько времени отдано этому делу!

Это мальчишество, неправильное отношение послужило тому, что я упустил медаль. Спустя много времени начинаешь всё анализировать. И многое что не совпадает. Жалко всё-таки медаль!

– Что такое спортивное братство и дружба?

– Это когда знаешь цену своему сопернику. Тогда есть и спортивное братство, и дружба.

– Ваши пожелания всем спортсменам и тем, кто желает связать свою жизнь со спортом?

– Спортсменом-профессионалом становятся не сразу, а через определённые трудности. И ты становишься профессионалом даже незаметно для себя. Становишься мастером спорта. Занимаешься, занимаешься. Становишься мастером спорта международного класса. А потом идёт и чемпионство. Барьер. Не знаешь, куда сунуться. И вот это бремя славы тяжело пережить. Это самое сложное. Когда узнают на улице, мешают тебе. Это необходимо пережить.

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru