Туризм / Алтай / РИФформа / Музыканты

ИРИНА КРУТОВА:

«ДЛЯ МЕНЯ ОТКРЫЛСЯ РОМАНСОВЫЙ МИР»...

Евгений Гаврилов: –Ирина, несколько слов о ваших ближайших планах?

Ирина Крутова: – В ближайшее время – это гастрольные концерты. Выступления не только в Москве,  ва Дзержинске, Нижнем Новгороде, Перми, Томске, сибирские гастроли. Достаточно много планов. Не говоря о записях дисков. Планов, как говорится, громадьё. Было бы время и силы всё это реализовать.

Что касается оперы, не могу сказать, что это моя мечта, это одно из моих желаний, достаточно реальных. Конкретно две партии, в которых мне хотелось бы себя проявить – это партия Татьяны в опере Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин» и Мими в опере Джаккомо Пуччини «Богема». Музыка гениальная.

С Чайковским и Пушкиным вообще всё понятно, это идёт ещё с детства. В какой-то момент была покорена тем образом, который был преподнесен Пушкиным изначально, а потом, когда узнала музыку и партию Татьяны, меня привлекло к этому образу окончательно.

И Пуччини – гениальный композитор. Его музыкальный язык мне интересен и близок.

Хотелось бы исполнить это в опере, в постановке. Но считаю, что всему своё время. Есть концертные постановки этих опер, которые вполне возможны в ближайшее время. Всё реально.

Это не далёкая мечта: то, что я хочу в оперу. На самом деле в театр мне не очень хочется. С его режимом и театральным графиком. Я, скорее, концертная певица. Живой концерт и непосредственный контакт с публикой, который на концерте немножко другой, чем в опере. Это мне ближе, интереснее.

Наверное, общая структура театра мне не очень близка. Не то чтобы я хочу быть независимой от всех и вся. Это не совсем так. Наверное, я себя свободнее чувствую непосредственно на концертной сцене, эстраде. Это естественнее для меня.

Хотя взгляды многих хороших режиссёров, их мысли, безусловно, гениальны, и хотелось бы поработать с ними, но часто бывает, мнение навязывают. Считается, что актёр – человек подневольный. Может, в связи с этим слабое желание попасть в театр.

Возможно, просто сейчас нет такой задачи. Есть мысли относительно интересных концертных программ. И это сейчас больше занимает.

А ещё больше занимает меня моя маленькая дочь. Жизнь с ней стала более интересной и насыщенной.

– Когда жизнь вас свела с романсом и когда вы его полюбили?

– Концерт «Романсиада» стал в моей жизни знаковым и открыл для меня романс. Его руководитель, Галина Сергеевна Преображенская, помогла мне открыть тонкости романса, понять, что он мне близок.

Этот опыт был непростой. В конкурсе участвовала дважды и первый раз не совсем удачно. Это меня повернуло в романсовую сторону. Сделала для себя определённые выводы, углубилась в тему и поняла, что это очень интересный жанр. Не только старинный, а и современный. Смотря что подразумевать под романсом. Советская песня в большом своём множестве – романс, в ней есть чувства и т.д.

Получилась такая история. Об этом конкурсе узнала моя мама и спросила: «А почему бы тебе не поучаствовать?» Я тогда была ещё студенткой консерватории начальных курсов, и программа там несколько иная: старинные арии, коррезы и т.д. По программе учебных заведений.

Выяснилось, что романсов, как таковых, в моём репертуаре нет. До этого песни, арии – такой всем давно открытый мир. Старинный романс не настолько широко был для меня понятен, ясен. И когда начался поиск, для меня открылся этот романсовый мир.

В связи с подготовкой к конкурсу «Романсиады» я в этот материал углубилась.

К первому конкурсу я оказалась не готова. Всё получилось достаточно стихийно. Оказалось, что мало времени, и всё было на скорую руку.

А дальше, ко второму участию в конкурсе, уже была в Москве и могла лично познакомиться и посоветоваться с Галиной Сергеевной, которая тонко подобрала мне репертуар. Хотя она не совсем была уверена, что всё будет мной настолько глубоко прочувствовано. Тем не менее, всё удалось, оказалось, не зря, и всё получилось очень интересно.

– Получается, началось всё с мамы…

– Маме вообще всем обязана. Она меня всегда подогревала, радела моими выступлениями на различных конкурсах. Ранее, когда будучи ещё девчонкой ездила, поддерживала меня, помогала, выслушивала, высказывала своё мнение.

Мама и папа для меня вообще первые люди, которые всегда рядом, всегда посоветуют и скажут своё мнение, на которое я, естественно, всегда опираюсь и уважаю.

Мой папа – строитель, а мама – инженер-электрик. Кажется, что это далеко, но оказывается, что в душе они романтики и люди поющие. У отца прекрасный голос, любит петь и слушать.

Всё не пришло ниоткуда. У прабабушки был великолепный голос, и её приглашали в хор Пятницкого. Видимо, есть откуда всему этому взяться.

Родители имели эстетический вкус, который мне и привили. Не обязательно непосредственно музыкой. Но во всяком случае они меня отвели в музыкальную школу и тем самым сделали многое.

Песня в моей семье – это я. Постоянно пела с детства, с этим связаны какие-то смешные моменты и серьёзные переживания: выступления, конкурсы. Профессиональное творческое начало в нашей семье вертелось вокруг меня. Музыка всегда у нас звучала.

А когда родители поняли, что я не просто что-то напеваю, а без этого ничего не получается, обратились в творческом плане все в мою сторону и меня поддержали.

Думаю, сыграло роль уважение к ребёнку, к каким-то его проявлениям. Они вовремя заметили и услышали, что это всё не просто так. Чутьё и бережное отношение проявилось с их стороны. Они могли не поддаться и не продолжить это. Наверное, их скрытый романтизм проявился и проявляется во мне.

Мама вообще всегда была моим первым критиком. Она, увидев какие-то выступления, высказывала своё мнение. В основном говорила, что не так! Порой я раздражалась: не может же быть всё время не так. О хорошем не говорилось, оно само собой подразумевалось.

Тем не менее, мама и сейчас делится своими впечатлениями о каких-то моих концертах, у неё есть записи.

Совсем недавно была передача «Романтика романса» на канале «Культура». Естественно, все волновались. Мама просмотрела, и я ждала её звонка. Ну, думаю, сейчас скажет: вот здесь было так, а здесь так, а это не так. И когда она позвонила и стала говорить, как мной гордится, как рада и как всё было красиво, то это меня, мягко говоря, поддержало, порадовало. Потому что первая реакция, которую ждёшь, – реакция близких, родителей. Как они ко всему этому отнесутся, оценят? Слава богу, понравилось, и всё было хорошо.

Мама всегда меня поддерживает добрым словом: «Не переживай, всё хорошо!». Как и любая мама, наверное.

Большую роль сыграла родительская любовь.

– Как вы пришли от фортепиано к вокалу?

– К вокалу профессионально пришла, как бы сказали многие, поздно, но, видимо, всё было правильно. У меня фортепианная, дирижёрская школа и только потом вокал. Считаю, что образование у меня неплохое. Только потом был вокальный факультет на базе всех приобретённых ранее знаний. Это правильно. Когда это односторонне и однобоко, то, наверное, приносит меньшие результаты, получается поверхностно, невозможно глубоко понять суть предмета.

– Ваши самые яркие ранние воспоминания, связанные с вокалом на сцене?

– Сложно сказать однозначно. В какой-то момент их было не то чтобы много, но они были сконцентрированы. Они все были интересные. Были и телевизионные конкурсы. Например, «Золотой ключик» в Краснодаре, затем Всероссийский конкурс «Дельфийские игры», которые тоже принесли интересные результаты.

Очень ярко помню выступление, но не в качестве одной солистки, а в народном коллективе, где мы блестяще выступили и получили первое место на конкурсе. Впечатлений было море. В этой народной музыке я тогда проявилась, и, может, это тоже подвигло меня продолжать заниматься и петь.

До этого была просто музыкальная школа и общая программа.

А потом участие в хоре... Тогда мне было лет десять. На базе школы у нас существовал народный хор. Руководителем была Наталья Александровна Муртавина, замечательная женщина и профессионал. Она всё так интересно рассказывала, показывала и увлекала, что оказала на меня благотворное влияние.

Много можно вспоминать историй, но вот этот момент был интересным и ярким по ощущениям. Было приятно, что мы победили, что наши репетиции не прошли даром. Это было активно и ярко.

– В чём вы видите различие выступлений в коллективе и сольно?

– Совершенно разные ощущения. Иногда слушая по какому-нибудь каналу хоровые произведения, меня посещает какая-то тоска, становится грустно, что с коллективом не сталкиваюсь. Нет ощущения нахождения себя в хоре, созвучия, что ты часть этого аккорда и всего произведения. Не просто у тебя общая канва и ты её несёшь, а здесь от тебя зависит конкретный звук, нота, построение нового мира. Этого ощущения у меня сейчас нет, иногда скучаю об этом. В какой-нибудь программе, возможно, сможет осуществиться.

Оказаться частью созвучий – ощущения интересные и красивые.

– Вы много времени уделяете текстам ваших романсов.

– И романсов, и вообще в целом. Не обязательно это романсы или песни. Текст не просто важен, а очень важен. Можно ограничить свой репертуар вокализами и их благополучно исполнять. А поскольку есть текст, то его нужно уметь донести. Особенно, если это хороший текст. У меня, как правило, именно такие.

Хочется донести каждое слово и общую картину, которая там нарисована. Чтобы каждый зритель это понял, увидел. Это интересно, правильно и честно.

Когда человек поёт и ты не понимаешь, о чём он поёт, и при этом очевидно, что он поёт с текстом, то получается некоторый дисбаланс, непонимание. Зачем же он это делает? И есть ли смысл это слушать, если ничего не понятно.

Наверное, это у меня генетически. Мама очень любит читать. Это не приобретённое, а развитое отношение – уважение к тексту.

– Есть ли залы, где вам наиболее комфортно выступать?

– Может, кому-то покажется, что маленькая площадка настраивает на какой-то интимный лад, как раз романсам соответствующий. Мне в совсем маленьких залах, которые крошечные и люди буквально сидят рядом со мной на расстоянии двух метров, работается непросто. Всё-таки требуется какая-то дистанция для создания творческой ауры. В таких залах мне сложно выступать.

А вообще любая публика если пришла, то уже есть за что её благодарить. Она хороша, и главное – всё делать честно. И чтобы публика объективно воспринимала. Бывает так, что рекламы много, и люди идут в ожидании чего-то нереального, уже их на что-то настроили. А когда они получают несколько иное, то получается обидно, что люди шли в надежде иного. Хотелось, чтобы было совпадение ожиданий публики и отдачи от артиста.

– Много говорится о романсе «Шёлковый шнурок». Это ваша визитная карточка или вы так не считаете?

– Так сложилось, что публика для себя делает какие-то другие акценты. Этот романс стал для многих интересен, любим, и он какой-то особенный. Что-то в нём есть необъяснимое, привлекает. Спорить сложно.

Вообще что такое визитная карточка? Я не любитель клише, чтобы выделять какой-то романс. Я их как-то все люблю и люблю все по-разному. И сложно что-то выделить.

Но со «Шнурка» началось моё публичное признание. Он прозвучал на конкурсе, его услышала сама Алла Николаевна Баянова, которая когда-то его пела.

Наверное, он может в какой-то степени считаться визитной карточкой. Потому что с него всё началось. Он оказался достаточно ярким по сравнению со многими другими. К тому же, публике виднее, что им определять как визитную карточку.

Просто я готовлю программы и стараюсь сделать каждый номер интересным без надежды, что этот номер станет визитной карточкой, а этот будет второстепенным.

Со своей стороны, отметила любимые мной романсы «Благодарю, не надо» Фомина, «Искорки пожара», «Вы очень невнимательны ко мне» Георгия Струве, где тоже неожиданные повороты и романс очень трогательный. Как и много других.

Для меня такой показатель любимого произведения: даже когда только начинаешь узнавать вещь, её репетируешь, то приходишь от них в какое-то особое состояние, они очень затрагивают тебя, занимают в душе особое место. Другие, может, и интересные, но вызывают другие эмоции и не приходят в голову, если называешь любимые.

– Много ли времени отводится на подготовку нового романса?

– Всегда по-разному. Есть романсы, которые можно услышать один раз, и они уже крепко у тебя в голове. Разный музыкальный язык, разный текст, твоё настроение, состояние. Какие-то удаются с ходу. Какие-то укладываются с трудом. Процесс индивидуальный, неоднозначный. Под одну гребёнку их не удастся свести. Разные впечатления и затраты.

– Большую часть успеха определяет талант или работа?

– В идеале, наверное, то и другое, но мне кажется, для того чтобы зритель воспринял тебя лучше, нужно, чтобы артист был искренним, это очень важно. У многих есть талант и работоспособность, но никого их творчество не трогает. Как говорят, нет искры божьей. А если эта искра есть, и людей трогает, задевает, волнует работа артиста, то это и есть искусство высшей пробы.

– Как готовятся ваши программы?

– Это, как и романс. Бывает, что ты ограничен временем, а интерес к программе есть и нужно её осуществить. Всё по ситуации.

Например, программа «Помни обо мне» готовилась к залу П.И. Чайковского, где у меня был первый большой сольный концерт. Она готовилась месяца два: подбор песен, выработка концепции.

Мне интересны из этой программы «Благодарю, не надо», который там звучал, «Человек из дерева», «Взгляд».

Часть этих романсов звучало с участием Михаила Юрьевича Аптекмана, петербургского музыканта, которого буквально на прошлой неделе не стало. Для меня был счастливый опыт общения с ним.

Не передать словами, что чувствуют те, кто его знал, работал с ним. Когда пытаешься осознать, что этого замечательного человека, великолепного музыканта, потрясающего пианиста уже нет – становится страшно. Но жизнь есть жизнь, и получается, что такие талантливые и яркие люди уходят.

– Кого из исполнителей песен военной тематики вы для себя могли бы выделить?

– Из того, что я слышала в последнее время, это программа Дмитрия Хворостовского «Военная». Из исполнителей прошлого – Марк Бернес, который говорил, что голоса нет и что поёт душой и сердцем. В общем, это так и было. Безусловно, это исполнитель, заслуживающий большого внимания.

– Какие трудности вы испытываете в вашей работе как вокалиста?

– Это процесс живой, и когда я начинаю готовить какую-то программу, то передо мной стоят какие-то задачи, технические сложности, которые преодолеваю, но чтобы говорить о том, какая нота мне не удаётся и мне её нужно преодолеть – это вопрос технический и сугубо профессиональный, неинтересный для зрителя.

Иногда хочется донести текст, если ты понимаешь, что он достаточно глубокий, и хочется, чтобы человек его понял, досконально всю эту картину. Это доставляет сложности иногда потому, что бывает, композитор так написал, что несколько смещаются акценты, и не совсем удобно донести материал для зрителя.

Просто определяю, что хочу сказать, и стараюсь донести этот текст. Что порой сделать трудно.

– Чем вы увлекались в юности и детстве кроме вокала?

– Рисованием, хотя никогда ни в каких школах не занималась. Просто был интерес. Сейчас мне дочка помогает вспомнить об этом. Получается, что больше рисую я, но процесс увлекательный. Было вязание, но опять это было творческое.

В школе занималась спортивным ориентированием. Туристические слёты, большие походы. У меня старший брат занимался этим, у него есть разряд. Я до разряда не дошла, у меня любительский вариант, но всё было интересно и имело место.

– Какое путешествие из детства вам наиболее запомнилось?

– Почему-то часто вспоминается, когда мы с родителями были в Туапсе, отдыхали в Доме отдыха. Может быть, потому, что это была первая такая поездка. Мы вылавливали каких-то морских обитателей. Рапаны, рыба-игла, морской конёк. Это так впечатляло! Было необычайно и волшебно. Мне тогда было 6 или 7 лет. Поэтому воспринималось очень ярко.

Из спортивного ориентирования запомнились песни у костра. Это незабываемое. Чай из трав, собранных тут же в лесу. Красиво и нестандартно. Хотя у кого-то это образ жизни, кто очень часто ходит в походы. Для них это естественно, но для ребенка это на уровне приключений.

– На гитаре не обучились играть?

– На гитаре я не играла, хотя хотелось. Не сложились отношения с этим инструментом. Не было особо времени. Но глубокое желание присутствовало всегда, время не позволяло.

– Что бы вы могли сказать о музыкальной культуре, о которой так много сегодня говорится?

– Музыкальная культура развивается в человеке. Вкус же нам даётся от природы. Если он есть и развит – очень хорошо. Можно привить любовь к попсе, хотя не знаю, насколько это возможно, но то, что сейчас происходит – ближе к этому.

А если у человека есть внутренний вкус к прекрасному и красивому – замечательно. Если родители, музыкальная школа, окружение этому способствует – великолепно! Если научиться чувствовать классику, понимать её, то понять, что есть остальное, не составит труда.

Сегодня, может, и развивается какой-то вкус, но это, скорее, насаждение чего-то. У людей просто нет выбора. Получается, памятуя последние дни, нужно, чтобы человека не стало. Например, Муслима Магомаева, чтобы услышать его в очередной раз на всех каналах нашего телевидения. Зачем до такого доводить – мне не понятно.

Это страшно, что так происходит. Благодаря смерти человек как-то услышан. И люди со слезами это слышат, потому что это прекрасно по-настоящему, божественно. А всё, что происходит – от лукавого.

Понимаю, например, что Михаил Юрьевич Аптекман был не на таком медийном уровне, как в своё время Муслим Магомаев, но практически нигде не упомянуто, что человека не стало. Это выдающийся музыкант. Романсовый мир потерял великого исполнителя, а петербургский романс потерял такую опору!

Уходят такие люди, а об этом нигде никак не упоминается. Это горько.

– Ваши пожелания всем любителям романса и хорошей музыки, жителям Бийска и Алтайского края?

– Хочу пожелать любить романс. Хотя говорят, что он не интересен, и впечатления о нём, как стереотип, что это что-то из бабушкиного сундука, но на самом деле это не так. Любите романс, как и весь окружающий мир. Будьте внимательны к этому миру. Прекрасное порой проходит и улетает мимо нас, а мы за суетой не можем этого уловить и увидеть. Любите красивое, красоту, музыку!

Использование материалов без указания ссылки на сайт запрещено

fdpp-tyrizm@yandex.ru